Я назову твоим именем сына. Книга 2. Юлия (СИ)

— Я хочу! — Юлька выдержала паузу, — ни за что не догадаетесь! Я хочу погладить бобрик у Влада!

— Опаньки! Приехали! Девушкам больше не наливать! — Антон пошуршал пакетом, — а больше и нет ничего.

— Бобрик на голове! Каждый понимает в меру своей испорченности! — она мельком взглянула на Влада — у того на лице такая же оторопь как и у остальных ребят, — просто мне кажется, что если провести ладонью по его волосам, то ощущение такое же, когда трогаешь только что скошенную траву.

— Да, вы, девушка, оригинал! Большой оригинал, скажу я вам! — Влад подошёл к ней, резко и почтительно склонил голову перед ней, как бы приглашая на танец и замер в таком положении.

Юлька хихикала: «Да, уж! Насмешила всех! Вот, что значит, напилась пьяная!»

— Я жду начала эксперимента! — Влад поднял голову, взглянул на неё.

— Мы все ждём! Желание именинницы — закон!

— Э, нет! Мы так не договаривались! Юлия! Зачем тебе его бобрик? Я, с удовольствием, предоставлю свой! — Серёга схватил её руки и положил себе на голову, провёл её руками по своим волосам, — ну, как напоминает газон? Или что там тебе должны напоминать волосы?

— Нет, не напоминает! — она отняла руки, — Влад, дай сюда свою тёмно-русую голову.

Он вновь склонился перед ней, точно в изящном поклоне. Юлька невесомыми пальцами пробежала по волосам. Он резко дёрнулся, отстранился, судорожно сглотнул и выдохнул:

— Что ты со мной делаешь! Зачем? — он отошёл от неё, рванул ворот рубашки, точно стало трудно дышать.

Зависла тишина. Юлька облизнула, вновь пересохшие губы:

— Да, — прошептала она, еле слышно, со всхлипом, — да, но только не газон, а бархат и шёлк!

— Может. По домам? Поздно уже! — Влад не смотрел в сторону Юльки и даже встал к ней боком.

Проводили Юльку до подъезда. Она ждала: Влад возьмёт её за руку, отведёт в сторонку и тихонько спросит, заглядывая в глаза: «Завтра увидимся?» Она быстро-быстро кивнёт несколько раз и продиктует свой номер. Не подошёл, не отвёл в сторонку и не прошептал, заглядывая в глаза: «Завтра увидимся?»

— Всем пока! Спасибо за поздравления! Всех люблю и обнимаю! — она влетела в подъезд, изо всей силы вдавила кнопку вызова лифта, будто именно он виноват в том, что ничего не произошло. Не спросил её номер. Не предложил встретиться. Она нажала кнопку последнего этажа — ей надо было побыть одной, понять, разобраться в том, что произошло. «Я видела, что нравлюсь ему! Я видела это! Я видела! Но почему? — вслух, не боясь, что кто-то может её услышать, — спросила она его, точно он находился рядом с ней. — Влад, почему? — шептала она. С лязгом раскрылась дверь лифта, он вышла на общую лоджию. Села на корточки, плотно обхватила себя за плечи. «Дура! Не надо было зажиматься с Серёгой, сразу отшить его, может быть, и получилось бы с Владом. Ну, почему, почему я такая дура!» Она вскочила с корточек: «Надо было сказать, что люблю его! Безумно! И тогда он был бы со мной! И, может быть, сейчас мы бы стояли с ним здесь, на лоджии, вместе. Держались бы за руки и целовались-целовались, лишь на секунду отстраняясь друг от друга, только лишь для того, чтобы сделать вдох. — Она всхлипнула, мелко-мелко затряслись плечи, но слёз не было. — А теперь всё закончилось, только из-за того, что я вовремя не дала отпор Серёге. Завтра я позвоню Лерке, — приказала она себе, — и расспрошу у неё про Влада, спрошу его номер. И позвоню ему сама, позову погулять, просто по-дружески, просто потому, что мне будто бы скучно. И всё у нас с ним получится! Я же видела, что нравлюсь ему. Я точно это видела». Она постояла ещё недолго, подставляя прохладному сентябрьскому ветру разгорячённое лицо, то ли от выпитого шампанского, то ли от горького разочарования. «Хорошо, что нет слёз! — она вспомнила две серые дорожки, протянувшиеся из уголков Леркиных глаз, — как жалко она смотрелась. Нельзя показывать слабость! Нельзя! — запретила она себе крепко-накрепко. — А почему?» Она тряхнула головой: «Да пошло оно всё лесом!» «Натянула» наигранную улыбку на лицо, не стала нажимать кнопку вызова лифта, помчалась на свой этаж: «Пошло! Оно! Всё! Лесом!» — стучало в висках. Губы кривились в искусственной улыбке, но сердце — его не обманешь! О, боже! Как же хотелось заорать на него: «Молчи, глупое! Хватит ныть!» Заорать так, чтобы жалобно звякнули стёкла в окнах подъезда, чтобы испуганные соседи выскочили на лестничные клетки: «Что случилось? Молодёжь совсем распоясалась!» «Молчи, глупое! Хватит ныть! — не заорала, а прошептала она, — молчи!» — она крепко, почти до крови, сжала губы. Зашла в квартиру: слышался приглушённый звук телевизора. Приоткрылась дверь в спальню, выглянула мать:

— Всё в порядке?

— Ну! — вяло согласилась Юлька, — естественно!

— Не нукай! Что случилось? Говори! Ты мать не обманешь! Вижу, что ты расстроена! — она плотно закрыла дверь, кутаясь в объёмный махровый халат блёкло-сиреневого цвета, подошла к Юльке, правой рукой провела той по волосам и требовательно произнесла ещё раз:

— Что случилось? Я тебя спрашиваю!