Они прошли через дверь, ведущую в смежное помещение, оказавшееся крошечной кухонькой, часть её занимала небольшая чисто выбеленная белой извёсткой печка — очаг, тут же стоял небольшой кухонный столик, покрытый клеёнкой со сложным орнаментальным узором, окно зашторено занавесками в тон клеёнки. Рядом со столиком стояли четыре небольших табурета, на стене две полочки для кухонной утвари — вот и вся обстановка. За печкой, вела вверх крутая лестница. Максим осторожно взял за плечики Риту и подтолкнул к лестнице:
— Поднимайся, только держись за перила.
Они поднялись на второй этаж. Две маленьких комнатушки, расположились друг напротив друга. В одной поместилась широкая двуспальная кровать, рядом с ней тумбочка. Во второй комнате — диван с множеством подушек (в восточном стиле) рядом с диваном стол, накрытый цветастой скатертью из плюша, на столе шкатулка старинной работы.
— Как здесь всё интересно! Я будто попала в прошлый век.
— Так и есть, здесь жили старики, дети перевезли их к себе в город, а дом продали. Мы специально ничего не стали менять?
Рита кивнула:
— Ага! А это что за шкатулка? Старинная?
— Открой, увидишь!
Она нерешительно взяла шкатулку тоненькими полупрозрачными пальчиками, осторожно открыла — зазвучала нежная музыка. В шкатулке, выстланной алым бархатом, стоя на одной ножке, танцевала под музыку, малюсенькая балеринка. Белая полупрозрачная пачка вокруг талии, на голове корона с крохотными блестящими камушками.
— Какая прелесть! Это музыкальная шкатулка!
— Да! Старинная! Она была неисправна, я почистил, отремонтировал и теперь она в полном порядке.
— Да ты что! Отремонтировал! Вот это да! Какая она! — Рита замолчала, подбирая слова, чтобы выразить восхищение, — необыкновенная, нежная!
— Шкатулка немецкая, посмотри, на дне указан изготовитель.
Максим закрыл шкатулку, перевернул её вверх дном, и, правда, на дне, на немецком языке был указан производитель шкатулки.
— Как она прелестна! — Рита ещё раз осторожно открыла шкатулку, вслушиваясь в нежнейшую музыку.
— Твоя! Забирай!
— Как забирай! Она же, наверное, очень дорогая?
— Ну, и что! Я хочу подарить её тебе, в знак нашей любви! — он закрыл шкатулку, обнял Риту за плечи, — спустимся вниз, откроем шампанское, поедим, в холодильнике должно быть полно продуктов. И положи шкатулку в сумку, чтобы не забыть.
— О, Максим! Спасибо! Спасибо! — Рита, совсем как девчонка, запрыгала от восторга.
— Не спасибо, а горячий, страстный и сладкий поцелуй, — он развернул Риту к себе за плечи и поцеловал её, с прижатой к груди шкатулкой, — всё! — выдохнул он, — спускаемся вниз, а то я за себя не отвечаю — ты такая сладкая, Марго, крошка моя!
Они спустились вниз. Максим быстренько накрыл на стол: разогрел замороженные котлеты с овощами, порезал сыр, достал шоколадку.
— Самое главное забыл! — он хлопнул себя по лбу — шампанское! — Достал запотевшую бутылку, два старинных гранёных фужера, открыл шампанское, налил:
— За нас с тобой! За нашу первую ночь любви!
Она чуть пригубила шампанское, ковырнула вилкой в тарелке.
— Что с тобой, крошка? Ты нервничаешь? Почему ничего не ешь?
— Да! Нервничаю! — призналась она, — у меня же это в первый раз.
— Всё будет хорошо, не переживай! Я же тебе обещал — так и будет! Почему не пьёшь? Невкусно? — он подвинулся ближе, подлил в фужеры шампанское. Подал ей фужер, — пей, крошка, это поможет тебе расслабиться, но только один фужер, больше не надо.
Она послушно, малюсенькими глоточками, выпила шампанское.
— Теперь поешь! — он разговаривал с ней точно с маленькой девочкой, и отчего-то ей было это приятно.
Она помотала головой:
— Не могу!
— Ну, и ладно, потом поешь, когда аппетит появится, — он встал из-за стола, сел на старомодный диван, — иди ко мне, крошка, — он распахнул руки, призывая её.
Она, на несколько секунд, замешкалась, разгладила несуществующие складки на скатерти, встала и подошла к дивану, не решаясь сесть. Он взял её за руки и потянул к себе, усаживая рядом.
— Марго! Всё хорошо! Расслабься, крошка! — Максим осторожно поглаживал её плечико, — ещё капелька шампанского тебе не помешает.
Он поднялся, налил в фужеры шампанского, сел рядышком с Ритой, подал ей фужер. Тоненькие пальчики коснулись стеклянной ножки фужера, перебирая её, точно лаская. Он придвинулся к ней совсем близко, левой рукой обнял за талию, прикоснулся губами к виску:
— За нашу любовь! — он выразительно кивнул, — пей, Марго!
Они выпили до дна. Он прикоснулся губами к её губам, прошептал, еле сдерживаясь, чтобы не начать её раздевать прямо сейчас, — до чего же ты сладкая, Марго! Ты меня сводишь с ума! «Терпение! Терпение! — внушал он себе, — не торопись, не спеши! Больше нежности!»
Она закрыла глаза, прислушиваясь к своим ощущениям.
— Подожди, Марго, — он поднялся с дивана, поставил фужеры на стол, вернулся к ней, неистово и нежно прижал её к себе так, что у неё закружилась голова, — Люблю тебя! Как же я люблю тебя! — шептал он, еле сдерживая огонь страсти. «Не спеши! — твердил он себе как заклинание, — не спугни! — уговаривал он себя».
Чуть дрогнули ресницы, она глубоко вздохнула: