Я не брошу тебя (СИ)

Они снова пошли. Леро смотрела в небо — здешнее солнце оказалось непривычно большим; бледное, угрюмое, неприветливое — было странно, как лучи этого холодного диска могли как-то греть. Но они грели, и даже чуть-чуть припекали, и Леро была очень рада — она шла, нежась в прохладном тепле, и ей было лучше и лучше — капсула начинала работать, и настроение улучшалось, и шоколад, который Леро подолгу держала во рту и затем глотала маленькими глоточками, казался вкуснее всего на свете, что ей доводилось пробовать. Она шла, смотрела в фиолетовый потолок неба, на бесконечные лепестки плит вокруг, на черную спину Кламмата, щурилась на прозрачные зайчики солнца — прыгают по такелажу ранца, как по ряби мягкой воды — как на озере, около дома, где-то там, далеко...

Равнина шла под уклон, идти по вычищенному кислотой камню было легко. Леро шла и радовалась, просто так, — как хорошо, что у Кламмата есть эти капсулы; можно хоть на полдня забыть про всякую боль, просто идти и радоваться — тому, что на небе светит — пусть холодное, пусть чужое — но солнце, что идется легко и спокойно, что эти придурки где-то там, вдалеке, и никто не стреляет, что впереди — только три шага — Кламмат.

— Клам, а почему нет облаков? — Леро догнала Кламмата и пошла рядом. — Первый раз такое.

— Я тебе потом покажу, как выглядит кислотный циклон с орбиты. Похож на галактику. Спиральные рукава, между ними пустое пространство. Как бы антирукава с высоким давлением.

— И долго мы еще будем? — Леро посмотрела в небо. — В таком рукаве?

— До вечера. Ночью опять будет дождь. Нам надо успеть до холмов.

Солнце поднималось все выше; воздух становился суше, дышать становилось легче. Равнина продолжала отлого стелиться вниз; впереди, над черными верхушками плит, вырастали сплюснутые вершины скалистой гряды. Полоса плоских конусов, отражая бледно-жемчужный свет, рисовалась четким узором на бледно-фиолетовом небе. Жемчужно-серая, в тон цвету солнца, гряда иногда бросала алмазные искры; по мере того как расстояние сокращалось, искры становились крупнее и ярче.

Холмы вырастали, отгораживая восточную половину мира. Вскоре равнина прекратила свой спуск и выкатилась к подножию. Черные камни закончились; Леро с Кламматом вышли на открытое место. Впереди, до самой подошвы плоского кряжа, простиралась блестящая плоскость. Небо, что отражалось в этом огромном зеркале, было плотнее, а перевернутая гряда — контрастней и ярче. Вся картинка — небо и искрящийся кряж, со своим отражением, полированно-металлическая поверхность зеркала — была странно прозрачной; все казалось каким-то льдистым, хрустальным, хрупким.

Кламмат сбросил на нос стереомат и долго вращал головой, рассматривая панораму.

— Нигде не пройти, — он поднял стереомат и обернулся к Леро. — Глубину отсюда, под таким углом на таком расстоянии, не измерить. Придется подходить вплотную. Дышать осторожно.

— Опять?.. — Леро похолодела. — Это что, кислота?

— Да. Обрати внимание на прозрачность. Она испаряется, и у паров — при такой комбинации внешних факторов — коэффициент преломления образует с амбиентным необычный эффект. Как будто кусок пространства влит в некий особо прозрачный кристалл. Кстати, поэтому реальное расстояние намного меньше, чем кажется.

— Опять кислота... А так все красиво... И небо здесь, правда, кажется выше.

Кламмат остановил Леро метрах в пятнадцати от кромки кислотного озера. Затем прошел вперед, вошел в вязкую черно-прозрачную жидкость почти по пояс. Это оказалось так далеко, что Леро испугалась — как бы он не пропал, оставив ее тут одну, пусть даже на полминуты... Долго стоял, осматриваясь по сторонам, развернулся, медленно прошел обратно.

— Нам повезло, — сказал он, вернувшись. — Искать дорогу в обход времени так или иначе нет, — он поднял руку на западный горизонт, к которому уже катилось бледно-жемчужное солнце. — Самое глубокое место — два метра, — он указал на восток, — и обойти его можно просто.

— То есть? — Леро не сообразила.

Кламмат стал на колени.

— Садись мне на шею. Осторожнее, я мокрый по пояс... И не вертись. Если свалишься, я тебя вытащу, но концентрация здесь слишком высокая... Получишь такой ожог — капсула не поможет. Будешь гореть. А если попадет в глаза...

— Хватит каркать! — Леро шлепнула Кламмата ладонью по шлему. — Попробуй только меня урони, индюк.

— Держись за прибор, — Кламмат поднялся и осторожно пошел.

— За шишку? Как? Она плоская...

Кламмат медленно шел, рассекая поверхность веером тяжелой волны. Леро не могла избавиться от ощущения, что сидит на дне огромной стеклянной чаши, искажающей перспективу диковинным образом. Искажение было слабым, почти незаметным, но угнетало глаза в такой степени, что голова начинала кружиться. Леро крепче вцепилась в шлем.

— Падаешь?

— Дышать тяжело. И голова кружится — в глазах все плывет.

— Здесь можешь вообще не дышать. А глаза можешь закрыть.

— Не закрою. Я такого никогда не видела. И, наверно, никогда не увижу. А буду падать — поймаешь.