Я не хотела убивать

На утро была запланирована морская прогулка. Питер Остенбах уже ждал дочь с ее спутником на борту дорогого, сияющего судна, покачивающегося на волнах у причала. Он был одет в бриджи цвета сафари, такую же футболку и кепку. Рядом с ним толпились его телохранители. Один из них, огромный негр, занял место у штурвала.

Полина под руку с Самошиным спустились по каменным ступеням к самой воде.

- Привет, папа, - произнесла дочь и коснулась губами его щеки.

- Доброе утро, - выдавил из себя Самошин, еще не пришедший в себя после бессонной ночи.

- Доброе, доброе, - улыбнулся им Питер Остенбах и пригласил пройти на борт.

Яхта взревела мощным двигателем и взяла курс в открытое море, оставляя позади пенный след. Солнце поднялось уже достаточно высоко и палило нещадно, отражаясь многочисленными бликами в никелированных поручнях яхты. Судно неслось вдоль берега, выбрасывая из под винта тонны воды, и сбавило скорость лишь тогда, когда исчезли из виду многолюдные пляжи Сочи. Полина, скинув платье, лежала в кресле на верхней палубе, подставляя уже достаточно потемневшую от загара кожу спины жарким лучам солнца, и разглядывала модный журнал. Ее отец и Самошин, сидели на нижней палубе. Из маленького переносного холодильничка торчали несколько запотевших бутылок «Хольстена». Мужчины потягивали из высоких стеклянных бокалов горьковатый напиток и разговаривали за жизнь.

В бездонном голубом небе носились кричащие чайки. Все было как во сне, из которого очень не хотелось возвращаться. Волны покачивали медленно плывущую яхту, и опытный в судоходстве негр лишь изредка корректировал направление, чтобы течение не вынесло ее на берег.

- Жить хорошо… - ректор Первого меда блаженно зажмурился, потом отхлебнул добрый глоток пива и потянулся за кусочком соленой рыбки. - А хорошо жить еще лучше, - попытался он блеснуть остроумием, вспомнив фразу из старой комедии.

- Это точно, - согласился Остенбах, который очень любил советский кинематограф.

Хмельной дух в сочетании с южной жарой ударил ректору в голову, и, расслабившись, он сделался словоохотлив. Говорил об институте, о медицине и еще много о чем.

- Питер, а вы были в Санкт-Петербурге? Мне кажется, это самый красивый город во всей Европе, - с гордостью сказал Самошин.

- Да, конечно, - ответил Остенбах. - И не раз. Но мне больше нравится старушка Вена. А еще я обожаю Париж.

- На вкус и цвет, как говорится… Если вы соберетесь в нашу Северную столицу, то мы с Полиной можем показать вам достопримечательности. Возможно, ваше мнение изменится.

Остенбах пожал плечами и благодушно улыбнулся. Он был человеком с весьма устоявшимися принципами и вкусами. Россия не внушала ему ни доверия, ни симпатии.

- Я могу познакомить вас с известными людьми Санкт-Петербурга. На моем посту помощника вице-губернатора мне приходится общаться с очень влиятельными людьми, - говоря это, Самошин был чрезвычайно горд собой.

- Ваш вице-губернатор занимается вопросами фармацевтики? - неожиданно поинтересовался Остенбах.

- Да, именно ими. Все резолюции на торговлю и расширение предпринимательской деятельности проходят через его кабинет. В том числе и на лекарственные препараты.

- Несомненно нам будет полезно познакомиться с ним. А вот еще какой вопрос… - тут Остенбах замялся. - Два месяца назад Международная Федерация Здравоохранения предоставила бесплатную гуманитарную помощь странам Третьего мира, к которым причислена и Россия, в виде огромных партий инсулина. Так вот, часть инсулина, поставляемого в Россию, исчезла по пути, так и не дойдя до потребителя.

- Да… я помню эту историю… - Самошин задумался. - Бумаги на эту партию я действительно видел в кабинете моего патрона. Но куда они потом исчезли, я не имею понятия. Это дело осело в его сейфе, потом о нем забыли.

- Из достоверных источников мне известно, что на счет вашего вице-губернатора в швейцарском банке была переведена крупная сумма денег.

Самошин пожал плечами.

- Я ничего об этом не слышал.

Остенбах встал со стула:

- Ладно, все это грязные денежные делишки. Главное свою честь сохранить и не запачкаться. Хочешь дружеский совет - не лезь в бизнес, чистыми оттуда не выходят, а некоторые и не выходят вообще, их выносят.

Похлопав Самошина по плечу, он взял с блестящего откидного столика бокал с недопитым пивом и поднялся на верхнюю палубу.

- Полиночка, ты не сгоришь? Много такого горячего солнца вредно. Посмотри, оно уже почти в зените.

- Нет, папа. Я осторожна.

Полина встала с кресла и ловко прыгнула в воду, подняв фонтан переливающихся в лучах солнца брызг. Остенбах смотрел на дочь и умилялся. «Как же она похожа на мать, так же ладно сложена и так же красива. А ум она взяла, конечно же, от меня. Холодный, расчетливый, совсем не женский», - подумал Остенбах. - «Она - достойное продолжение моего бизнеса. И в этот раз дочка сослужила огромную службу. Подозрения, возникшие по поводу гуманитарного инсулина, подтвердились. Действительно, все концы уходят в кабинет вице-мэра, который, провернув эту аферу, нагло нажился, продавая полученный бесплатно инсулин».