Я не могу с тобой проститься (СИ)

Но как объяснить Никите? Как обидеть вот этого доброго большого медведя? Он сейчас с сине-чёрными кругами вокруг глаз и невероятно раздувшимся носом и впрямь напоминает большую панду. А она занесена в Красную книгу! Её надо беречь и охранять, а я вот возьму и убью наповал! И я беру тайм-аут: пусть сначала поправится, а потом, когда будет в форме и сможет легко держать удар, я ударю. Не хочу, но придётся.

- Давай-ка не скачи! – отвлекаю, - температуру померяем, может, это всё-таки от неё головокружение, а не от меня, - ставлю ему градусник, оттянув ворот футболки, чтобы попасть подмышку. Но и так вижу, что он настолько крепок и здоров изначально, что уже идёт на поправку.

Мы болтаем о том, о сём. Никита рассказывает, как Наталья притащила ему двойной обед, и он всё съел, потому что никакая болезнь не сможет отнять у него аппетит, тем более, если на первое его любимый борщ! Я слушаю, и мне это всё не нравится. Вернее, не так! Я сравниваю, насколько непохожи эти двое, и насколько правильно и естественно то, как Игорь отказывался есть, потому что ему плохо, потому что он чувствует всё по-человечески, а этот жизнерадостный, крепкий неубиваемый чурбан меня уже бесит!

В довершение всего, когда он возвращает термометр, в мои чуткие ноздри ударяет запах пота, и становится тошно! Я раньше не замечала, от Красавчика всегда пахло мылом и свежестью, или чем-то техническим, связанным с работой, но сегодня ему никак не помыться, и вот меня передёрнуло.

- Тридцать семь и два, однако, - всматриваюсь в шкалу, заодно делая серьёзнейшее лицо, - спать, только спать! – на самом деле, у него тридцать шесть и семь, но надо же как-то осадить его хотя бы на пару-тройку дней, - у тебя нос болит?

- Болит, - он сводит к переносице оба глаза, силясь разглядеть свою травму, чем вообще меня пугает!

- Прекрати так делать! Мы не знаем, что у тебя там внутри, ещё останешься косоглазым на всю жизнь! Вот, - выдаю ему пару таблеток сильного анальгетика и баночку с антибиотиком, я же не хочу, чтобы у него серьёзный бронхит разыгрался, хотя с таким запасом прочности, думаю, он бы и его победил без таблеток, - из баночки пей два раза в день, а обезболивающее прими сейчас, вторую оставлю на ночь, потому что таково свойство человеческого организма: всё плохое случается к ночи.

- А ты больше сегодня не придёшь? – жалобно и по-детски.

- Будет плохо, присылай за мной соседа, но сам пойми, я вторые сутки на ногах, уже просто валюсь!

- Прости, - винится, - ну хоть поцелуй перед уходом! – и я, затаив дыхание, чмокаю его в колючую щёку, но теперь уже так и мерещится этот чужеродный мужской запах… не мой.

- Всё побежала! – скорей ныряю в рукава пухана, шапку на голову, и только слышу вдогонку сожалеющее,

- Лучше бы я сейчас лежал в твоём лазарете! – делаю вид, что не расслышала, а сама бегу и думаю,

- Не лучше бы! Нисколько не лучше! Потому что только один человек, один-единственный мужчина в любом своём состоянии пахнет так, что мне не то что не противно, мне невыносимо сладко! Потому что он – мой!

Глава 7

* * *

То, что у меня особенный нюх, я знаю давно. Слишком острое обоняние иногда даже вредит. Не могу ездить летом в общественном транспорте в час пик, задыхаясь от всеобщего пота, как в конюшне. Не могу заходить в рыбный отдел, а если ещё что-то с душком залежалось на прилавке, вообще, убегаю. Все мои подруги курят лет с шестнадцати, я тоже пыталась, тошно! Не смогла. Родители даже предлагали податься в парфюмерное дело, надеялись выучить на эксперта по духам. Нюхачом я не стала, просто сжилась со своим феноменальным носом.

Но однажды моё чудесное обоняние сыграло со мной злую шутку, и конечно, эта история напрямую связана с Игорем Стрельцовым…

Мне тогда было года двадцать три. Студенческие каникулы не то, что школьные – всего один месяц, да и тот скука, если приезжаешь домой, а друзей нет. Все куда-то подрастерялись. Моя компания теперь складывалась из однокурсников и соседей по общежитию.