Я не один такой один

Он лежал в маленькой проволочной корзинке на колесиках, с жесткой наклонной подставкой вроде большой подушки, чтобы его голова была выше ног. В ползунках, укрытый одеяльцем, в смешном чепчике. На ногах голубые шерстяные носочки, что связала моя мама.

«Я здесь ради тебя», — подумалось почему-то.

Лариса поворочалась на кровати и уснула.

В палату вкатили еще одну кровать со стопкой белья на ней.

Я расстелил простыню, придвинул поближе к себе корзинку с сыном, лег, накрылся одеялом и долго-долго не мог уснуть, все смотрел на него. И вдруг заплакал. Вся моя боль от слов Ларисы была в этих слезах. Я плакал. Что-то во мне умерло в ту ночь. Я оплакивал свои надежды, сам не понимая на что.

Форум «Играем!»

Тема: «Я сидел в офисе и…»

Макс:

Я сидел в офисе и смотрел на часы. Я ждал, пока большая стрелка подползет к двенадцати, а маленькая к шести. Вдруг стул подо мной задрожал. Зазвенела ложка в чашке. Задергалась и погасла картинка в мониторе. Я посмотрел в окно и увидел огромный гриб, поднимающийся из центра города. Я поднял свою руку и увидел, как она плавится. Ядерный апокалипсис наступил.

June:

Я сидела в офисе и ждала его звонка. Я так ждала, что мне было больно. Болела каждая клеточка в теле и кричала: «Ну позвони же мне! Позвони!» И когда надежды уже не осталось, он позвонил: «Знаешь, я подумал… Нам лучше расстаться». Теперь каждый раз, когда в моей жизни происходит что-то ужасное, я вспоминаю это мгновение и понимаю, что если пережила тот день, вечер и ночь, то смогу пережить все что угодно.

[+++]

Лариса выписалась домой.

Я очень ждал ее. Думал, что по мере сил обязательно буду ей помогать. Вставать ночью, гулять — все, что смогу.

Я забрал ее из роддома и привез домой. Она пошла в ванную, а я взял на руки сына и стал его качать.

Лариса вдруг выскочила из ванной с криком:

— Как ты его держишь! Ты ему шею свернешь!

Она вырвала ребенка у меня из рук и ушла с ним в угол. Начала кормить.

— Ты есть хочешь? — спросил я.

— Издеваешься? Мне кроме гречневой каши ничего нельзя! — огрызнулась она.

Тогда я подумал, что не вправе на нее злиться. Она измучена, она очень устала. Она не со зла это говорит. Я уверен, что на самом деле она даже так не думает.

Я пошел варить ей гречневую кашу.

Наша жизнь абсолютно переменилась.

Лариса все время кормила. Ее мама или моя приходили помогать по дому. Стоило им уйти, она начинала выговаривать мне свое недовольство:

— Твоя мать меня просто достала своими советами! Она меня с первого дня ненавидит! Что бы я ни начинала делать — тут же под руку начинает говорить, как специально! Сегодня, если бы она не завела песню, что стеклянные бутылочки лучше, я бы не выронила рожок!

Я молчал. Я все это выслушивал. Кивал. И старался не смотреть на нее, одновременно чувствуя себя подлецом и ничтожеством. Может быть, в самом деле не стоило спрашивать ее тогда, что она намерена делать с беременностью? Может быть, в самом деле это решение должна была принять она одна? Я не находил ответа на все эти вопросы, но видел только одно: жена несчастна, она измучена и во всем этом винит меня.

«Ты такой эгоист! Как ты не можешь понять — для меня важно, чтобы ты сам понимал и чувствовал, что мне нужно! Если мне приходится тебе говорить, объяснять что-то — это говорит о том, что ты меня уже не любишь, как раньше. Ты не хочешь меня чувствовать. А как мы сможем быть одним целым, если ты не чувствуешь меня?»

Теперь она вставала рано утром, кормила ребенка, переодевала его, ложилась спать снова. Я уходил на работу, возвращался, мы вместе купали сына, я готовил себе ужин, кормил Ларису, слушал ее жалобы на мою мать, потом она ложилась спать.

— Может, нанять няню? — спросил я как-то. — Ты бы немного отдохнула.

— Ты что, намекаешь, что я плохая мать?! — резко огрызнулась она. — Что я не справляюсь? Да ты понятия не имеешь, сколько мне всего приходится делать за день! Я сплю урывками! Я света белого не вижу!

Эта ночь выдалась особенно тяжелой.

У сына болел живот. Он все время плакал. Я вскочил, чтобы не поднималась Лариса, подошел к нему и стал осторожно массировать ему животик, прижимать к животу ножки, чтобы у него легче отходили газы.

Словно призрак появилась за моей спиной Лариса.

— Отойди, — скомандовала она.

Я послушно отошел.

Лариса накапала в ложку какое-то лекарство и дала сыну. Потом взяла его на руки, села в кресло и попыталась покормить, но он только кричал. Кричал так, что у него покраснело личико, маленькие ручки тряслись. Лариса настойчиво, с остервенением толкала ему грудь, но он только заходился в крике. Вдруг она подняла ладонь и с силой шлепнула ребенка:

— Замолчи! Замолчи!

Я упал рядом с ней на колени, погладил по плечу.

— Тихо-тихо… Иди, ложись спать. Я справлюсь.