Я не отдам тебя, Босс

Кто-то решил поиграть в независимость. Что ж, это будет забавно.

– Жду тебя завтра на работе.

Оставляю за собой последнее слово и, разворачиваясь, ухожу.

Несомненно, строптивость Инны меня заводит, распаляет воображение. Сдаётся мне, именно такого всплеска не хватало нашим отношениям.

Я даже напрочь забываю о том, что пару дней назад мечтал избавиться от неё. Меня магнитом тянет к этой невыносимой стерве. Настолько сильно, что не знаю, как сдерживаюсь, чтобы не вернуться назад. К ней. Мне следует запастись терпением. Она не протянет долго без меня и моих денег. Я в этом абсолютно уверен.

Глава десятая

Инна

Мне стоит огромного труда вернуть своё самообладание, после того как Горев покинул мою квартиру. Тело трясёт в приступе страха, и так пострадавшая недавними событиями психика намеревается устроить бойкот, призвав на помощь подругу-истерику.

Я ещё долго сижу на полу кухни, подтянув под себя ноги и совсем не помню, каким образом добираюсь до кровати, чтобы уйти в сладкие объятия сна.

Утром подскакиваю очень рано, любуюсь рассветом, попивая ароматный кофе. И жду. Сама не до конца понимаю чего. А потом надеваю первое попавшееся под руку платье и собираюсь на работу. Отнюдь не потому, что слова Горева как-то меня напугали. Тут уже не знаешь, что страшнее. Одержимый Дима или тюремная камера. Просто понимаю, что вечно прятаться не смогу. Да и рассчитывать теперь приходится лишь на себя. Мне позарез нужна работа. Дурость отказываться от столь щедрого предложения.

Я нисколько не жалела, что не поддалась Дмитрию Александровичу. Могла, но не поддалась. И когда жал он меня к стенке, чувствовала внутри себя не возбуждение, как раньше, а омерзение к этому человеку.

Я не разлюбила, если мои чувства можно было назвать любовью, но, узнав ближе его жену, почему-то вдруг расхотелось его любить. Выжечь из сердца бы эту заразу. Пусть останется омерзительный шрам – как память. Чтобы неповадно больше было любить неподходящего мужчину.

На работу я выхожу, как ни в чём не бывало. Иду знакомыми коридорами, поднимаюсь в лифте на свой этаж, захожу приёмную. Включаю компьютер, варю кофе. Стараюсь не думать ни о чём. Отключить разум. Белый лист. Нет ни меня настоящей, ни мыслей.

Почтовые письма, телефонные звонки, документы на подпись. Необходимая мне сейчас рутина. Но всё рассыпается прахом, когда появляется Горев.

Я напряжённо жду его, поглядывая на часы, вздрагиваю от чужих шагов в коридоре, но, как не стараюсь, пропускаю его явление.

– Я в тебе не ошибся, – ухмыляется он.

Ужасно хочется влепить ему пощёчину, дабы стереть это мерзкое выражение на его лице, но не могу идти на поводу своим желанием. Встаю, одёргиваю платье, чтобы хоть как-то занять руки, и онемевшими губами стараюсь улыбнуться.

– Кофе, Дмитрий Александрович?

Само послушание и раболепие. Давай, Босс. Жги. Бей. Делай уже что-то.

– Дура ты, Инна, – Горев качает головой и уходит в кабинет, тихо прикрыв за собой дверь.

Дура. Естественно, дура. Лишь дура могла влюбиться в женатого мужчину и довериться ему.

Никак не могу унять дрожь в руках, несколько раз трясу ними в воздухе, но тремор не желает проходить. Роюсь в сумке в поисках сигарет. Два дня не курила. Два дня. Но Горев как обычно ломает всю мою выдержку.

На автопилоте бреду в курилку, не обращая внимание на косые взгляды. Захожу, прикуриваю, вдыхаю дым. Такими темпами моим лёгким не светит ничего хорошего. Хотя гулять так гулять. Печень уж давно привыкла к моим постоянным рандеву с вином.

Любаня, такая всегда жизнерадостная, заходит в курилку разъяренной фурией. Я даже забываю о подожжённой сигарете, наблюдая, как эта богиня мести летит ко мне на всех парах. Волосы назад, глаза горят праведным гневом, не хватает лишь оружия наперевес. Хотя я не удивилась бы, вытащи она из-за пазухи револьвер.

– Ты! – пухленький палец утыкается в мою грудь. – Это ты виновата!

– Ага, – апатично замечаю я.

Догоревшая сигарета больно обжигает кончики пальцев, и я, шипя, тушу бычок о банку из-под дешёвого кофе, которая служила пепельницей. Урну кто-то утащил. Опять, наверное, возгорание было.

– А в чём? – уточняю у разгневанной Любочки.

– Это ты виновата, что Стаса уволили, – говорит Люба и вся её злость моментально улетучивается. Пухлые ручки закрывают личико, и девушка начинает плакать, громко и некрасиво всхлипывая.

Никогда не умела успокаивать плачущих людей. Да и поведение Любы вызывает у меня странное онемение. Я, конечно, знала, что сохнет она по Болконскому, но, чтобы рыдать навзрыд – это что-то новое. Безусловно, Стаса было жаль. Парень он оказался нормальный, как работник тоже всех устраивал, но убиваться из-за его ухода я не планировала. И Любе не советовала.

– Звёздочка, не умер же твой Болконский. Набери его, пригласи куда-то. Утешишь заодно парня, – хмыкаю я, вытаскивая из пачки новую сигарету.

– Да? – Любаня поднимает на меня свои заплаканные глазки, а затем отбирает сигарету, которую я только успела поджечь.

Не дадут мне сегодня покурить, чувствую.