«Я не попутчик…». Томас Манн и Советский Союз

Сумму в 100 тысяч франков можно скорее связать с Нобелевской премией мира. Однако и это маловероятно, так как Нобелевский комитет едва ли стал бы отправлять эмиссара, чтобы заранее справиться о настрое кандидата на премию. Вероятнее всего, разговор шел о так называемой Международной премии мира, которая с 1950 года присуждалась людям искусства за особые миротворческие заслуги. Ее инициатором был Всемирный конгресс сторонников мира, которым руководил член Французской компартии Жолио-Кюри. Первыми лауреатами этой премии были по преимуществу коммунисты. При всей своей симпатии к этой ветви антивоенного движения, Томас Манн, безусловно, не хотел, чтобы его имя открыто с ней связывали. В его памяти, надо полагать, была еще свежа медийная кампания против него из-за его легковерной поддержки их акций. Поэтому его ответ на предложение (если оно действительно исходило от Всемирного конгресса сторонников мира) – «принять невозможно» – вполне понятен. Судя по всему, за этим предложением также стоял Советский Союз. Из осторожности Томас Манн был вынужден вежливо отказаться от щедрот, которыми две очень весомые инстанции намеревались его осыпать.

Неприязнь Томаса Манна к жесткому курсу США время от времени достигала кульминации и прорывалась гневными филиппиками. Сдержанная симпатия к Советскому Союзу, особенно к его миролюбивой риторике, напротив, проявлялась все более явно. Особенно болезненно писатель реагировал на угрозы своему мифу Рузвельта. Публикацию в Америке материалов Ялтинской конференции, бросавших тень на Рузвельта как политика, он назвал подлостью. Своего любимого президента он представлял спасителем мира от Гитлера[425].

Ответственность за отставку главы советского правительства Георгия Маленкова 7 февраля 1955 года Томас Манн возложил на Запад. Согласно резолюции пленума ЦК КПСС от 31 января 1955 года, Маленков выступал за отказ от строительства социализма в ГДР и за нейтральную буржуазную Германию. Кроме того, он утверждал, что мировая цивилизация погибнет, если «капиталисты будут развязывать третью мировую войну». Эту позицию Маленкова – в сущности, мало чем отличавшуюся от позиции Томаса Манна – на пленуме ЦК остро критиковали. Соответствующую формулировку в резолюции нельзя не признать шедевром партийной казуистики[426]. После этого глава советского правительства был вынужден подать в отставку. Официальной причиной такого шага он назвал свою неопытность.

Томас Манн, вероятно, не был информирован обо всех этих специфических деталях. Из доступных ему медийных источников он определенно знал, что Маленков был сторонником более умеренной внешней политики. В дневнике на этот счет записано: «<…> никому не приходит в голову, что, может быть, вместо того, чтобы принимать в штыки каждый примирительный жест, следовало бы как-нибудь пойти навстречу более мягкому курсу. Маленков потерпел неудачу из-за упрямого сопротивления со стороны Запада, и ему приходится признать свою “неопытность”»[427].

Поездка Томаса Манна на Шиллеровские торжества – как и в 1949 году – уже на стадии планирования стала предметом политических споров. Писатель был особенно огорчен, когда даже его старый друг, пастор Куно Фидлер, отсоветовал ему ехать в Веймар. Фидлер полагал, что поездка может негативно повлиять на вопрос о швейцарском гражданстве, которое Томас Манн надеялся получить. 27 апреля 1955 года он записал: «Длинное письмо от Фидлера с настоятельной просьбой не ехать в “Восточную Германию” (Веймар). Неумно, тягостно, удручающе и вредоносно»[428].

7 мая 1955 Томас Манн отправился на торжества в Штутгарт, 13 мая он прибыл в Веймар. Как и шесть лет назад, западногерманская пресса обрушила на него вал критики, а в ГДР его ожидал триумфальный прием. Однако и там не обошлось без ложки дегтя: задним числом он узнал, что философский факультет Йенского университета отказался присудить ему степень почетного доктора. Спасти ситуацию вызвался медицинский факультет, однако такой вынужденный маневр никак не вписывался в проект высокого начальства в Берлине. Оно оказало давление на философский факультет. Необходимость присуждения Томасу Манну докторской степени была обоснована с опорой на тот имидж, который Советский Союз ему создал и с 1945 года неустанно совершенствовал. Как говорилось в письме из Берлина, исключительная значимость Томаса Манна коренится в «его позиции в защиту мира и прогресса и против американской политики поджигания войны». Отказ в присуждении ему докторской степени, указывалось в письме, является не чем иным как выпадом против правительства ГДР. Намек был слишком прямой, чтобы ученый совет философского факультета мог его не понять. В итоге Томас Манн стал почетным доктором философии Йенского университета[429].