Я не Поттер!

Колдография навсегда вырвала из наших жизней несколько коротких мгновений морозного дня в день перед Рождеством, да нас самих, сидящих на ступеньках. Драко тогда во второй раз потерял круглую меховую шапку — она скатилась вниз по ступенькам, но он не побежал за ней, а остался сидеть, схватившись за живот и хохоча, как какой-нибудь грифиндорец. В меня только что влетел огромный снежок, запущенный Грэгори, и я яростно отплевывался от набившегося в рот обжигающе холодного снега.

В секунду, когда кто-то нажал на затвор фотоаппарата, к нам подсел раскрасневшийся от снежных баталий Рон и хлопнул меня по спине. Снежинки посыпались с моей мантии, как с заснеженной ели. Довольный произведенным эффектом и моей потешной физиономией рассмеялся и Уизли. Объектив запечатлел нас всех немного сбоку, и ближе всех к нему оказался именно рыжий, протянувший длинные ноги в ботинках невероятного размера на три ступеньки вперед, но я словно бы слышал, что смеюсь, и вспомнил, как же это приятно — щуриться от слепящего солнца…

Тошнота подступила к самому горлу, я покачнулся и чуть было не упал на этот чертов стол и такую же фотографию. Её бережно взял из моих рук лорд Малфой, посмотрел на вещицу с какой-то сентиментальной печалью во взгляде, таким отцы смотрят на повзрослевших детей, и со стуком поставил обратно.

— Тебе нехорошо, Гарри?

Я не мог выйти из собственной ванной еще часа три и корчился на её холодном полу, набивая себе синяки и ссадины. Меня рвало так, что я боялся спустить в унитаз собственные внутренности, тело горело изнутри, а руки дрожали уже совсем не немножко, амплитуда колебаний запросто напугала бы любого, не только меня. Убивать легко, а вот понять смерть — трудно.

Меня тошнило от самого себя!

Тем не менее, из спальни Драко я вышел вполне спокойно, сказал, что должен прилечь, что переживает и нехорошо себя чувствует не он один.

— Подожди… — сказал мне приятель, когда я взялся за ручку двери.

— Да?

— Возьми сверток.

Пришлось взять в руки точно такой же сверток с шоколадом, какой до сих пор лежал на моей кровати.

— Этот?

— Он для Рона, забери себе.

— Но я не…

— Забери! — рявкнул блондин.

Вернувшись к себе — я швырнул в мусорную корзину оба и пообещал себе забыть даже вкус проклятого шоколада.

* * *

Если бы однажды рыжий смог поделиться впечатлением о собственных похоронах, цензурных слов не нашел бы. По обе стороны гроба стояли не просто ненавидящие друг друга люди — два разных мира. Какой там Рон, какое прощание, когда Молли выдалась такая редкая возможность безнаказанно и весьма громко высказать все, что она думает о белобрысом семействе…

Захлебываясь в рыданиях, женщина размахивала кулаками и грозила Малфоям карой небесной. Перси, одной рукой поглаживающий по плечу престарелую родственницу, а другой одергивающий мать за рукав лисьей шубы, положения спасти не мог. В ответ на такое отношение и лорд Малфой и даже Драко лишь презрительно усмехались, демонстрируя свое отношение к низшему сословию.

Джинни утирала искренние слезы горя, но трусливо пряталась за юбкой миссис Малфой. Слизеринцы молча следили за телодвижениями матери покойного и дождаться не могли, когда же стихнут оскорбляющие их вопли. Парочка первокурсников мяла букеты, притоптывая на месте от пробирающей до костей сырости. Винсент и Грэг поскуливали как-то наигранно, считая, что тем самым выражают свою глубочайшую скорбь. Учитывая, что со стороны дороги до нас доносился заунывный хор, видимо, хоронили кого-то из маглов, какофония подобных звуков могла зубную боль и у покойника вызвать!

Прощальную речь, полную восторженных комплиментов интеллекту Уизли, его умению дружить, великолепным манерам и воле к отстаиванию своих интересов, зачитал мой отец. Речь не соответствовала ни реальности, ни декану Слизерина, а потому смогла на время успокоить разбушевавшуюся мать. Она замолкла от удивления, ведь изящные слова, полные патоки, писали Тео и Панси. Ребята старались от души, витиеватое красноречие соединилось с четкостью мысли, и листок был принят с благодарностью.

Отца грозились снять с должности за недосмотр, он даже на похороны опоздал — спешил из министерства, а детей организовала миссис Малфой. Три десятка откомандированных мальчишек и девчонок, послушно шагающих парами за женщиной в черном, провожала глазами вся школа. Многие учащиеся других факультетов просили положить от их имени цветы на могилу и стыдливо совали стебли в руки понурым слизеринцам, словно боялись, что те их в лицо им кинут. Понятное дело, все цветы и корзинки были приняты, и ничего кроме подобающего случаю тихого «спасибо» никто из чужих, за исключением одной, не услышал.

Пощечин колючими розами, расцарапавшими нежную кожу щек, удостоилась Грейнджер. Не понимая, что творит, она подошла к Миллисенте, обезумевшей от такой наглости в долю секунды. Девчонка просто прыгнула на заучку, повалила на землю и принялась избивать несчастным букетом, пока воительницу не взвалил себе на плечи Блейз и не унес подальше от причины её бешенства.