— Ты и Симус с Клыком пойдете. Он, конечно, не ахти какой защитничек… но ты ж никому не скажешь, верно? — Хагрид улыбнулся себе в бороду и та зашевелилась.
— Без него убегать как-то сподручней, чересчур заметная собачка… — ирландец всегда мыслил здраво, если уж мыслил.
— Ага! — всем сердцем согласился Малфой, не заметив, с кем соглашается. — Заметная…
— А вы куда, Хагрид?
— Так это… разузнать кое–чего, да. И травок пособирать! Тут плохие дела творятся, Гарри, вы уж лучше походите неподалеку, так оно безопаснее. Ежели что, палочками в небо стреляйте. Я увижу, не трусьте!
Я смело зашагал вперед, раздвигая руками больно бьющие по лицу ветки, а потому не сразу заметил, что следом за мной никто ничего такого не повторяет. Но раз пощадил один раз, то как-то глупо его здесь бросать… нелогично!
— Неви–и-и–л! — позади послышался хруст веток. — Иди рядом! Я хоть подскажу, если тебя кто сожрать соберется!
— А ты голодный, что ли… — тихо ответил крадущийся.
Но я не обиделся, а заливисто рассмеялся, таким веселым мне показался страх Долгопупса. Он не деревьев–убийц боится, а меня! Тем не менее, бесцельный променад по ночному лесу, грозящий смертью четырем малолетним детям — это месть директора или своеобразный юмор? А может, последняя стадия помешательства? Что б ты, Норберт, в своем огне же и сгорел, тварь проклятущая… всё из-за тебя!
— А–а-а–а!..
Я невольно кинулся обниматься со столом какого-то дерева, содрогнувшись от ужаса.
— Не пугай птичек, Невилл, они перестанут петь и начнут заикаться… — отлепившись от колючей древесины и понадеявшись, что это не то самое дерево–убийца, я понял, что мое остроумное замечание о птичках пропало зря. — Невилл? Ты где?! Неви–и-и–л!..
В ту же секунду я услышал:
— Здесь я… — и кинулся к яме в нескольких футах от себя.
Мальчишка с трудом держался на её краю, ухватившись за ненадежный корень то ли бурьяна, то ли серой ползущей травы. В общем, это что-то не выдержало упитанного Невилла и оборвалось. В последнюю секунду я палочкой дотянулся до мальчишки и тот её ухватил, памятуя, что других спасителей поблизости нет. Если честно — я испугался до холода в животе. Мало ли что в этой яме?! Меня могли заподозрить, или еще хуже — обвинить в убийстве! И тут уже не выкрутишься — свидетелей нет, а жертва безмолвствует по причине своей безвременной кончины… Бррр!
— Эй, ты там не передумал? — от мыслей о срочном побеге меня отвлек все еще живой Невилл.
— Чего передумал?
— Спасать?
Мы оба понимали, что вопрос не риторический, и я серьезно ответил, вновь осторожно подойдя к краю обрыва:
— Ну, пока нет…
После непродолжительного молчания, с ноткой сомнения в голосе оттуда спросили:
— А как?
— Как как… Возьму палочку, выстрелю в небо и… Невилл!!! Где моя палочка?! — я забыл о страхе и готов был прыгнуть в яму с целью собственноручно придушить несостоявшийся труп. — Где она?! Я тебя спрашиваю, не молчи!
Но на этот раз из темной ямы не донеслось ничего. Долгопупс затаился, в полной мере осознавая свою вину.
Спустя минуту я отдышался, перестал рычать и топать ногами, и начал думать.
— Ты её с собой утащил?
— Ну да… — жалобно всхлипнули где-то внизу. — Я не хотел!
— Жить ты не хотел, что ли? Утащил и утащил, ладно уж… Я сам её протянул, не подумал. Теперь ищи давай, живо! — я чуть не споткнулся от посетившей меня мысли. — Так, а твоя палочка где?!
— Здесь…
— А чего ты мне голову морочишь?! Стреляй, зови Хагрида! Или хочешь с пресмыкающимися лесными познакомиться? Уверен, они точно хотят!
— Ууу… — там уже не всхлипывали, там рыдали. — Она поломала–а-а–сь…
Я сжалился, над убогими нельзя смеяться, поговаривал отец, рассказывая мне о том или ином недоумке, возомнившем себя зельеваром.
— Но осветить яму ты можешь? И половинка искрить способна, попробуй.
Слабый синеватый свет осветил не то что яму, а настоящую пропасть! Даже самый страшный враг не заслуживает такой смерти. Это змеиная ловушка. Нет, сами змеи в неё и не думают попадаться, они заманивают сюда своих жертв! Невилл сидел на куче костей, истлевших шкурах, сгнивших листьях, и готовился потерять сознание. Из носа у него шла кровь, рукава красной куртки оказались разорванными, а весь он грязным и мокрым от слез. Но не это испугало храбрый дух противного гриффиндорца, а ярко зеленая змея в шесть футов длинной, медленно ползущая к своему долгожданному ужину. Её длинное извивающееся тело издавало такое зловещее шипение, что кровь в жилах стыла. Именно его слышали перед смертью все эти кости, будучи еще живыми.
— Нельзя, нельзя, нельзя… — отчаянно шептал я себе под нос, пытаясь остановить рвущиеся наружу слова, смысл которых Невиллл никогда не поймет, но узнать, конечно, узнает.
— Гарри… — пискнул несчастный, и я решился.
— Уйди от него, и другим передай, сюда хода нет, поняла?
Змея дернулась, остановилась и оторвала голову от земли, высматривая источник звуков, приказывающей ей, что делать.
— Почему? — ответила она возмущенно. — Это моя еда!
— Я сказал!