Я не Поттер!

Отец заерзал в кресле как мальчишка, отвел взгляд и поморщил свой длинный нос. Он всегда так делал, когда что‑то забывал или не мог отыскать.

— Нет! — плохой ответ, но честный.

Рассердиться тогда я не посмел: послушные дети не сердятся на своих родителей, они их слушаются, и я слушался и слушаюсь. Неподчинение грозит отправкой к Дурслям, а моё присутствие в их доме радости не приносит никому. Им — лишние хлопоты, мне — желание повеситься от постоянной кормежки, приторно–сладкого «Гарричка» тети Петунии и сотни её просьб сделать «Даддличку» немного стройнее! Физическое превосходство над противником, пусть и исчисляемое в фунтах, дело не последней важности, и задиру Дадли устраивает его вес, но тетку не переубедить! И я обещал ей, что как только научусь столь сложному заклинанию, сразу же сделаю из её сыночка настоящую балерину! Хотя я прекрасно знаю эти чары — я вообще, благодаря отцу и его книгам, знаю многое — но кузена жаль. Он не блещет умом, скорее наоборот: он туп, как пробка. Однако мне он нравится. Как‑то раз Даддли даже пытался меня защитить от хулиганов соседней с Тисовой улицы, и, пусть нам совсем не героически пришлось спасаться бегством, совсем уж позорно сверкая пятками, глупую, но все же храбрость, я оценил. Их было пятеро на двоих!

Не желая продолжать трудный разговор, отец прервал свой завтрак и отправился в Хогвартс, приказав Хельге глаз с меня не спускать. На том разбор полетов, то есть чувств, закончился. Ведь они, в нашей семье не приветствуются. У меня в спальне на полках самые лучшие игрушки, в шкафу новомодные вещи и редчайшие книги, три золотых котла в подвале ждут реализации моих идей, а Комета лежит в пустующем гараже и не ждет ничего: я ненавижу летать. На моё содержание папа средств никогда не жалеет, но всё это я бы с радостью отдал за возможность поменяться с Драко местами хотя бы на одну неделю! Родители любят его больше жизни и говорят об этом вслух сто раз на дню, пылинки сдувая с избалованного и непослушного сына. Не то, чтобы меня что‑то не устраивало, Гарольд Снейп не сопливая девчонка и в жизни никому не жаловался! Я даже не сказал, что сломал руку прошлым летом, а пробрался в отцовскую лабораторию и сам сварил Костерост. Кость срослась немного криво, и тетя Нарцисса в первый раз в жизни отвесила мне хороший шлепок, но ведь срослась же! Нет, я не жалуюсь. Я завидую. Малфои воспитывают отпрыска, ругают и хвалят, гордятся и стыдятся, последнее в исключительных случаях, и благодаря этому в Малфой–мэноре жизнь кипит!

Я же просто существую, и, что самое обидное, чувствую себя виноватым в том, что так же существует и мой отец. Он не скрывает свое неверие в то, что Темный Лорд не сдержал обещания и решил меня убить. Северус Снейп ждет его возвращения, всей душой ждет, а про маму даже и не вспоминает. Иногда он замирает, не дописав строчку, не допив кофе, или помешивая зелье в котле, пар которого обжигает ему руку, и в его грустных глазах рождается иная жизнь. Жизнь, где он важен, где все его планы воплощены, и там, я уверен, у него нет сына. Там живет его кумир, живут его свободные друзья и тетя Драко, там все совсем по–другому и он улыбается. Мечтательно, легко, позабыв о том, кто он и где. Но тот мир испаряется, как только он видит меня. Отец не злится, он просто возвращается в скучную реальность и продолжает варить снадобья для учащихся, богатых заказчиков, или же аптекарей, неспособных самостоятельно и жаропонижающее состряпать. Декан Снейп не свободен: все семь заявлений об его уходе были отклонены, и собственный бизнес занимает у него все свободное время, по праву принадлежащее праздникам или же просто сну. Он тяжело работает, чтобы я жил хорошо, очень тяжело. Но почему отец не ушел самовольно, я не знаю. Директор играет с нами, но чего он хочет? У меня снова нет ответа.

В конце концов, я просто ребенок, к тому же ребенок, у которого отобрали надежду на дружбу и хоть какое‑то общение с родителем: Слизерин. За что?! Чем я Дамблдору насолил? Он же не дядя Люциус! Тот понятно, отчего морщится рядом со мной так, словно я скунс какой‑то! Ему кроме меня обвинять некого. Отца бы он тоже обвинил, наберись смелости, но без друга, пусть и ответственного за моё появление на свет, ему будет несладко. Но директор?!

— Мальчик мой, что я должен тебе сказать… И в самом деле, а что я должен тебе сказать? — он спрашивал сам себя, рассеяно перебирая драже Берти–Боттс в большом стеклянном сосуде у стола и придирчиво их изучал, принюхиваясь и присматриваясь.

— Со вкусом требухи те, что поуже, они разные по размеру, — подсказал я, не справившись с нетерпением. Какого черта я должен был ждать, он же сам меня вызвал, появившись в камине и попросив зайти на минутку!

— А ты внимательный, Гарри, очень внимательный! Это похвально!

— Гарольд! — заявил я из вредности.