Я (не) прощу тебя. Измена мужа (СИ)

– Ах, так! – вдруг утробно рычит Семен. – Это я, значит, для тебя чудовище. Это я? Тот, кто помог тебе, вытащил тебя и твоего чокнутого муженька с того света. Это я чудовище? Ну, кроме как тупой курицей, я тебя назвать больше никак не могу. Ты глупая женщина, ты отказываешься от того, кто тебя действительно полюбил и не за то, что ты можешь стать инкубатором для моих детей, а за то, что ты та, кто может подарить мне счастье и та, которую я готов обожать…

Мне кажется, или я схожу с ума!?

Смотрю на Семена. Он сумасшедший!

Стоит и орет, как ненормальный! Зрачки расширены, рот брызжет слюной, руки трясутся, того и гляди, кинется драться.

– Эй! Эй! А ну-ка! Что тут происходит?

Голос Григория Владимировича действует на Семена, как хлесткий удар по лицу. Мужчина даже дергает головой в сторону.

А для меня он будто спасательный круг, брошенный утопающему.

Я пячусь в сторону свекра.

– Черт побери! – бубнит Семен, продолжая буравить меня своими дикими глазами. – Я ухожу, Ксюш. Но я не закончил. Я еще вернусь.

Мужчина быстро удаляется, пошатываясь из стороны в сторону, но ориентиром ему служит Аркадий.

Я, шокированная происходящим, не могу двинуться с места.

– Ксения! Чего этот подонок хотел? – строго спрашивает свекр, подходя ко мне вплотную, обнимает за трясущиеся плечи.

– Я… я точно не знаю, Григорий Владимирович. Вроде, как начинал с того, что замуж звал, а потом начал угрожать.

– Вот же гаденыш?! – возмущается мужчина, а тем временем Семен достигает Аркадия, что-то ему рассказывает, активно размахивая руками по сторонам. Мужчина все так же продолжает улыбаться, не спуская с меня взгляда. Потом вскидывает руку и жестами показывает, что мне нужно взять телефон. Но у меня его с собой не было. Гаджет остался в сумке, которую унесла мать.

– Пойдем. Больше не бойся. Я теперь рядом. И никто тебя не посмеет обидеть.

С территории реабилитационного центра мы уходим в полном молчании. И даже Кира, всегда болтушка, в этот раз, прижавшись к моему боку, молчала.

Я так была расстроена происшествием, что напрочь забыла и о том, чтобы взять телефон, и о том, чтобы спросить у Григория Владимировича про состояние Игната. Потому, не дождавшись от меня вопросов, свекор завел разговор о муже сам.

– Ксения, я знаю, тебе сейчас не до Игната, но если вдруг ты хотела к нему съездить после выписки, то не стоит. Он никого не хочет видеть. Мы к нему с Кирой ездили несколько раз.

– Да?! – удивленная я, сжимаю плечико дочки. – А мне почему ничего не сказали?

– Папа просил не говорить, – серьезно отвечает дочка. – У него трубка изо рта торчит и ему тяжело разговаривать.

У меня невольно сжимается сердце. Перед глазами мгновенно вырисовывается образ Игната и мне становится его искренне жаль, а еще… Мне безумно хочется его увидеть. Хотя бы просто для того, чтобы убедиться в том, что он жив.

– Папу жалко, – шмыгает носом Кира.

– Ну, ничего. Я надеюсь, выкарабкается. Лиля там с ним круглосуточно. Уход хороший, а значит, и результат должен быть такой же, – не без уважения в голосе говорит свекор.

– А что с тем мужчиной, который сбил Игната? – задаю крутящийся на языке вопрос.

– Ничего, – буркнул свекр, и я не поверила своим ушам, когда в его тоне уловила бессильную ярость. – Даже с моими связями я ничего не могу сделать. Этот Каспаров – неприкосновенная личность. Гад он и бандит. Больше ничего не скажу. Ну, и лечение сына он оплатит, – это все.

Я ясно услышала, как мужчина скрипнул зубами, как хрустнули в костяшках его пальцы, сжимающие руль. Значит, здесь действительно ничего нельзя сделать и свекор сделал все от него зависящее. И по тому, что ничего у него не вышло, он находится в праведном гневе.

– Мне жаль, Григорий Владимирович, – отвечаю искренне.

– Спасибо, Ксения, – чеканит каждое слово с холодной яростью. – Но я так просто не сдам позиций. Каспаров не раз пожалеет о том, что натворил.

На этой ноте разговор завершаем. Мы и так слишком много позволили себе в присутствии Киры. А мне бы не хотелось, чтобы она слышала и половину того, что о чем мы разговариваем.

Григорий Владимирович довез нас к самому подъезду. Помог подняться. Заходить не стал, но возле двери задержал меня:

– Ксения, я так и не спросил: как ты себя чувствуешь? Как ребенок? – он опускает взгляд на живот. – Все о других проблемах больше беспокоюсь.

– Все хорошо, Григорий Владимирович. Шею, конечно, беречь нужно. В воротнике ходить. А с ребенком… прогноз по беременности дают положительный. Надеюсь, внука или внучку я вам все же смогу еще родить.

У Григория Владимировича заблестели глаза:

– Значит?!

– Пока ничего сказать не могу, – перебиваю свекра. – Не знаю, как поступить правильно.

– Так… как подсказывает сердце, Ксения.

Я смотрю на мужчину, а у самой в груди сердце трепыхается, как у птички, взявшей высоту больше, чем она себе могла позволить по силам. Мышцы от напряжения сводит судорогой. В горле застревает ком.

– Это не так просто, Григорий Владимирович, – отвечаю сдавленным голосом.

Мужчина, обнимая меня за плечи, притягивает к груди. Я слышу, как гулко бьется его огромное сердце о каменную грудную клетку.