Я не сдамся без боя!

Новости кончились, ди-джей поставил песню популярного в молодежной среде исполнителя, и Глеб выключил приемник. Фархад, вопреки его ожиданиям, встретил это самоуправство одобрительным ворчанием сквозь зажатую в зубах сигарету: похоже, он, как и Глеб, недолюбливал упомянутого исполнителя, хотя и по совершенно иным причинам. Сложив ладони лодочкой, татарин прикурил и только потом протянул открытую пачку Глебу.

— Спасибо, — отказался тот, — на работе не курю.

— На какой еще работе?

— На любой. Помню, в конце восьмидесятых бомбили мы на Рижском рынке. Один наш пацан на стрелке закурил для понта, а потом, когда начался крутой базар, малость увлекся и уронил бычок себе за пазуху. Ну, и, пока он ахал, охал, матюкался и ладошками себя по пузу хлопал, ему башку и прострелили…

— Ну?! — ужаснулся неопытный Фархад.

Развлекая и отвлекая его историями, частично почерпнутыми из личного опыта и других источников, а частично выдумываемыми прямо на ходу, Глеб свернул с оживленной улицы на другую, менее широкую и более тихую, потом свернул еще раз и еще, пока машина не очутилась в глухом, безлюдном проулке между двумя бетонными заборами. По верху того, что справа, на установленных с наклоном внутрь штырях была натянута колючая проволока. С той стороны доносились звонки мостовых кранов, подвывание электромоторов, лязг металла и размеренное уханье гидравлического молота. Слева проволоки не было; там царила мертвая тишина многолетнего запустения, а над забором возвышались обглоданные временем и непогодой остовы каких-то металлических и железобетонных конструкций.

— Ты куда нас везешь? — наконец-то спохватился Фархад. Даже он знал, что знаменитая Лубянка должна выглядеть как-то иначе.

— Тут короче, — светским тоном сообщил Глеб. — И пробок никогда не бывает.

Вторая половина этого сообщения, в отличие от первой, полностью соответствовала действительности: пробок здесь не случалось никогда, поскольку проезд заканчивался тупиком. Это тайное обстоятельство вскоре стало явным, представ перед ними в виде еще одного бетонного забора. В заборе имелись широкие, рассчитанные на тепловоз, ворота, которые, судя по их виду, не открывались лет пятьдесят или около того. О том же свидетельствовали рельсы, выходившие из-под ворот и в метре от них нырявшие в толщу корявого, растрескавшегося асфальта и бесследно в ней терявшиеся.

— Оба-на, приехали, — сказал Глеб растерянно, нажимая на тормоз и ставя рычаг коробки скоростей в нейтральное положение. — Когда это они успели забор построить?

— Что ты гонишь, козел?! — накинулся на него опомнившийся от первого шока татарин. — Он же сто лет тут стоит, это же без очков за километр видно, так что ты мне мозги паришь?!

Сиверов спокойно заглушил двигатель.

— Не надо кипежа, братан, — сказал он лениво. — Ну, заплутал чуток, не туда свернул — с кем не бывает? Сейчас развернемся и назад поедем. Ты не дрейфь, успеем вовремя. Времени еще вагон, я короткую дорогу знаю… Сейчас поедем. Только я сперва одним глазком гляну, что там у тебя за фрукты.

— Да ты что, в натуре, в корень оборзел? — слегка растерялся перед лицом его спокойной наглости татарин.

— Это ты в корень оборзел, если думаешь, что я за вшивые пять косарей стану башку под топор класть и в ваши террористические заморочки впрягаться, — возразил «помощник депутата». — Если там то, о чем я думаю, вы мне не пять, вы мне сто двадцать пять тонн зелени отстегнете и еще спасибо скажете, что я вас, козлов, куда надо не сдал.

В руке у Фархада вполне незаметно для непрофессионала появился пистолет. Проделано это было довольно ловко; правда, татарин забыл снять оружие с предохранителя. Глеб указал ему на ошибку, взяв пистолет за ствол и без особенных усилий вывернув его из вспотевшей ладони противника.

— Ну? — сказал он, пряча «Макаров» в карман кожанки.