Я не сдамся! (СИ)

В его голосе звучало столько умиления, что Маше захотелось умереть на месте. Это было невыносимое чувство. Теперь он любил другую, а о старой девушке даже не вспоминал. И если это можно было переносить, не видя и не слыша его, то в тот момент, сидя за ящиками с картошкой, девушка на живую ощущала всю эту боль.

— Зай, можно я возьму вот эти?

— В смысле? Нужно! Я заполню для тебя всю тележку, тебе не надо спрашивать. Просто показывай, что хочешь.

— Но я же поправлюсь, — кокетливо отвечала Надя, — не боишься?

— Каждую ночь мы будем скидывать, все, что ты наешь. Видела, какую кровать привезли? Давай, показывай, что возьмем.

Маша выглянула из своего укрытия. Надя вытягивала пальчик с длинным острым ноготком, покрытым черным лаком, и тележка начала стремительно наполняться. Молочные коктейли, творожные сырки, дорогущее суфле, многочисленные творожки, тортик со взбитыми сливками... В последний раз Маша ела в пять утра и теперь держалась за голодный живот, опасаясь, что эти двое услышат его урчание.

— Зай, мы забыли авокадо и рукколу. Здесь же это продается?

— Сейчас посмотрим, мась.

«Нет, нет, умоляю, только не это... Не идите сюда!»

Маша хотела было убежать в другой отдел, но, когда выпрямилась, на нее в упор смотрел Дима. Слезы сами по себе брызнули из ее глаз. Утерев их грязной рукой, девушка замерла на месте. Но он уже отвернулся. Сделал вид, что не заметил. Как предсказуемо.

— Надь, пошли, — сказал он своей новой любимой. — Уже устал здесь торчать. Завтра я куплю тебе авокадо, обещаю.

— В смысле?? А это кто? — Надя кивнула на Машу. — Думаешь, я ничего не видела??

— Где? Ты о чем вообще?

— О рыжей телке возле картошки. Не держи меня за идиотку. Кто это?

— Да никто, откуда мне знать? Работает здесь, наверное. Я не знаком со всеми, кто здесь трудоустроен, глупенькая. Пошли. Нам еще надо взять тебе зефир. Ты же хотела зефир?

«Никто. Теперь я стала никем. Забавно», — невесело усмехалась Маша, глядя этим двоим вслед.

— Я поняла! — воскликнула Надя, оборачиваясь назад. — Твоя бывшая что ли? Она же была рыжая. Я видела в инсте. Только там она выглядела получше. Вот так встреча. Ты не говорил, что она здесь работает!

— Я не знал об этом, Надь, — процедил Дима. — Забей на нее, какая нам разница, где она работает? Пошли, куплю своей масе зефира.

— В следующий раз скажи своей бывшей, чтобы не пялилась так на тебя. Она меня пугает. Грязная какая-то, выглядит нездорово. Еще не хватало, чтобы она начала нас преследовать, зай.

Дима прыснул от смеха:

— Ты у меня такая смешная. Не бойся, я не дам тебя в обиду тетке в грязном жилете.

Они даже не пытались понизить голос. Намеренно говорили громко, в лоб, чтобы Маша все слышала.

Когда они наконец скрылись из виду, девушка забежала в подсобку и, прислонившись в нераспакованному паллету, горько заплакала.

Глава 9

Маша не спала всю ночь, хоть и была смертельно уставшей. Она без конца ворочалась, у нее никак не получалось принять удобное положение, а ведь обычно с этим не возникало никаких проблем. Глаза не закрывались, хотя держать их открытыми было больно — в открытые веки словно насыпали песка. Голова раскалывалась; было то жарко, то холодно. В итоге девушка поднялась раньше Саломатхон и, сев на кухне на подушку, принялась плакать. Так действительно становилось легче. Каждая выплаканная слезинка будто окутывала мягкой шалью, пряча ото всех невзгод.

Вскоре проснулась и Саломатхон — пора было собираться и идти мыть полы в подъездах. Как только женщина вошла на кухню, Маша тут же утерла слезы и направилась умываться в ванную.

— Все хорошо? — спросила женщина вслед.

Не поднимая глаз, девушка ответила:

— Все в порядке, не переживайте, просто голова разболелась. Скоро все пройдет. Пойду умоюсь, и сразу полегчает.

Умывшись ледяной водой так, что все лицо стало жечь от холода, девушка наконец выдохнула. Посмотрев на себя в зеркало, она заметила, что действительно выглядит не совсем здорово. Она значительно похудела, румянец пропал с ее щек, а черты лица заострились. Коллеги с работы часто делали ей комплименты по поводу острой линии подбородка, точеных скул и фарфоровой кожи, но Маша при всем желании не могла разделить их мнение. В то утро в зеркале она видела лишь утомленную девушку с краснющими глазами, распухшими от рева губами и всклокоченными волосами.

Слезами горю не поможешь, мысленно проговорила она, после чего запретила себе плакать. Закрутив непослушные рыжие волосы в тугой пучок, она ткнула в свое отражение указательным пальцем и велела ему не падать духом.

Выходить из дома рано было сплошным удовольствием: безлюдные улицы, легкий ветерок, солнышко, ленивое поднимающееся из-за линии горизонта, свежий воздух, пение птичек. Дышалось до того легко, что даже настроение само по себе как-то становилось лучше. Правда, стоило девушке зайти в первый по списку подъезд, как на нее тут же обрушилось все уныние этого места.

Несмотря ни на что, Маша решительно принялась за уборку. Физическая активность всегда поднимала настроение — эту истину она хорошо усвоила, еще будучи воспитанницей детского дома.