На проходной меня встретила сестра моего друга Марьяна. Она работала в регистратуре и это она звонила мне, так сказать, открыть мне глаза. Было уже поздно, время не приемное, и охрана не пропустила меня в отделение. Я умолял Марьяну сходить к Насте и попросить позвонить мне, так как на мои звонки она не отвечала. Девушка сдалась. Ушла. Те минуты, что я ждал, показались мне вечностью. Я тогда еще не курил, но в попытке успокоить свои нервы попросил у прохожего сигаретку. Нервно выкурил сигарету в три большие затяжки и выбросил, затушив её ногой. И, вот Марьяна вышла ко мне, подсела на скамейку и протянула записку. Я недоуменно посмотрел на свернутый лист в клеточку, и несмело взял его. Марьяна ушла, а я дрожащими пальцами развернул лист. А там всего одно слово, но оно заменило тысячу: «Прости».
Ей нечего мне сказать, кроме этого гребаного одного слова «Прости»? — я разорвал записку в клочья.
Она ребенка убила, а я должен её простить?
Она мне душу на изнанку вывернула, а я должен её простить?
Она не удосужилась мне даже в глаза посмотреть, и это я должен ей тоже простить?
Она даже мне не позвонила, и снова я должен простить?
Никогда! Тогда я дал слово, что никогда не прощу. Не прощу.
Я кричал эти слова ночью в пьяном угаре под окнами её палаты. Меня раздирала моя любовь к ней на части, смешанная с новым чувством — ненавистью.
Я пил из горла водку, сидя на земле, а когда она закончилась, разбил бутылку об асфальт. Держа в руках осколки, я долго смотрел на свои вены, потом на окно палаты, где она спала спокойным сном убийцы, затем снова на острые края стекла и свои руки. Мне хотелось прекратить свою агонию, но я не смог, отбросив стекло в сторону, я скулил, сидя в клумбе шафранов.
Естественно, мое ночное рандеву на территории больницы не осталось незамеченным, и меня задержали. Трое сотрудников полиции очень быстро усадили меня в служебный автомобиль. Двое суток я просидел в изоляторе, без права позвонить, а я и не рвался, так, как звонить мне уже было некому.
Глава 23
— Олег, проснись!!! — слышу тихий голос где — то вдалеке и чувствую то, как слегка касаются моего плеча. Нехотя открываю глаза, передо мной стоит Ольга. Перевожу взгляд — за окном темно, неужели я проспал целый день? Затем смотрю на соседнюю кровать, Настя снова спит. Мирно, как маленькая девочка.
— Она хоть ела? — интересуюсь я.
— Да, ужинала. Будить тебя не стала, сказала, что ты устал после ночной смены.
— Понятно — проспал самый важный разговор с ней. Ну, я красавец, блин.
— Олег тебя Ваня срочно в реанимацию зовет — обеспокоенно произносит Ольга, изредка поглядывая на Настю.
— Что там? — привычный вопрос в моей профессии. Если вызывают хирурга, значить быть операции.
— Мужчину привезли из аэропорта. Сердечный приступ.
— Ну, и зачем я Ване?
— Это… это Мартынов Илья Алексеевич — шепотом произносит Ольга, чтобы Настя ни в коем случае этого не услышала.
Черт, это дедушка Насти. Я мгновенно срываюсь с кровати и поднимаюсь этажом выше.
— Рассказывай, Ваня — захожу в кабинет кардиолога, на ходу надевая медицинский халат.
— Инфаркт миакарда, его сняли с самолета, летел на конференцию в Новосибирск — Иван рассматривает результаты первых анализов пациента.
Мартынова знали все, для меня он был не только дедушкой моей жены, но и любимым преподавателем в медицинской академии, так же, я и мои коллеги пересекались с ним на различных конференциях, а ещё он был несменным Председателем комиссии по подтверждению или повышению врачебной категории. Поэтому, сейчас в отделении толпа коллег, все переживают, перешептываются.
— Добрый вечер, коллеги — в кабинет входит обеспокоенный главный врач, на нем пальто, в руках кейс, значит, вернулся обратно, не успев доехать до дома — Какие действия предприняли и что планируете Иван Валерьевич? — строго и лаконично произносит главврач.
— Внутривенно капельно вводим аликсин (опять выдуманное автором лекарство), сделали кардиограмму, анализ крови, в общем, мой вердикт, надо ставить кардиостимулятор.
— В чем проблема? — Коршунов поворачивается в мою сторону: — Олег сможешь подстраховать Ивана на операции?
— Конечно — естественно, моего учителя оперировать буду только я, никого не подпущу к нему.
— Вот тут проблема, коллеги — говорит Иван — Он против операции.
— Как это? — обескуражено произносит начальник — Он врач, должен понимать всю клиническую картину сам.
— Вот поэтому и отказывается.
— Дурдом какой — то — нервно произносит начальник — Я к нему, Олег за мной.
Мы с Коршуновым зашли в реанимационную палату, под пристальными взглядами сочувствующих.
Палата на одного. Тишина, которую нарушает только монотонный писк приборов, оглушает нас. Очень трудно смотреть на всегда подтянутого и пышащего жизненной энергией мужчину, в беспомощном состоянии, на больничной койке. А когда этот человек, еще и близок тебе, совсем не выносимо. Очень трудно дышать.
— Привет, Илья — Коршунов подходит к кровати, я встаю в нескольких шагах от него.
Пациент лишь шевелит пальцами в знак приветствия, на лице у него кислородная маска.