Я не сдамся

— Ну, какого ёжика ты упираешься? — спрашивает Коршунов, сверля друга глазами.

Я не вдавался в подробности их взаимоотношений, но знаю, что дружат они со студенчества. В одно время даже дружили семьями, а потом разъехались по разным городам, но связь не оборвали. Я смотрю на них, обоим сейчас нелегко. Я вижу, как Коршунов сам тяжело дышит, ослабевая галстук, расстегивает верхнюю пуговицу рубашки. А Мартынов лишь отрицательно качает головой.

— Илья, ты же понимаешь, что без стимулятора ты долго не протянешь — еще одна попытка.

Но мимо.

— Тебе жить надоело? — не выдерживает Коршунов, слегка повышает голос.

Я хочу его тормознуть, пациенту волноваться нельзя, но останавливаю себя, вдруг эта пламенная речь возымеет действие.

- Или смысл жизни потерял? А как же Оля? Ты о жене подумал, как она без тебя? Ладно, дети, у них свои семьи, а она? Она же всю жизнь с тобой…

Мартынов закрывает глаза и отрицательно качает головой.

— А Настя? — уже более спокойным голосом продолжает его друг — Я же ей после этого в глаза посмотреть не смогу.

— Не хочу быть обузой — шепчет Илья Алексеевич, снимая кислородную маску.

— Какая обуза? Очнись, Илья. Люди по двадцать лет живут с кардиостимуляторами, марафоны с ними бегают, тебе ли этого не знать? Ты профессор медицинских наук, а я тебе сейчас элементарные вещи поясняю, как трактористу из деревни «Комарово».

— Ваня, готовь операционную — командует Коршунов, понимая, что время терять уже нельзя.

— Я не подпишу — упрямится второй.

— А я найду, кто подпишет. Внучка твоя, например. Она как раз этажом ниже в палате лежит.

— Что с ней?

— А что ты заволновался? Не надо. Ты же решил добровольно из жизни уйти, значит, жизнь твоих родственников тебя мало заботит.

— Виталя?

— Одень маску, Илюша. Беременна твоя внучка. Правнук у тебя скоро будет, а ты помирать собрался.

Мартынов старший переводит свой взгляд на меня и улыбается, едва шевеля губами, произносит:

— Поздравляю.

Я лишь киваю в ответ. Странно, как он догадался, что Настя беременна именно от меня?

— Поздравишь, когда из роддома забирать будете — снова вставляет реплику Коршунов.

— Олег…. Наедине… Пару слов…

— Если только пару — обеспокоенно говорит начальник — Я пошел, жду тебя в операционной. И не закатывай свои глаза, я буду там. Хочу лично подарить тебе вторую жизнь, осёл упёртый.

Коршунов уходит, и я занимаю его место.

— Слушаю, Илья Алексеевич.

— Изменил…. Тогда… Изменил? — так сразу, без анестезии….

— Нет — честно отвечаю я.

— Я знал — расслабляется — Ты её..

— Не разговаривайте больше. Слушайте — сам надеваю на него кислородную маску — Я люблю Настю. Очень. В том, что распалась наша семья, виноват только я, и я проклинаю себя за это. Я сегодня утром узнал, что тогда случилось на самом деле с нашим ребенком. Я баран, можете ударить меня за это, потом, когда поправитесь. Я не достоин её, но меня словно магнитом… снова… к ней. Ничего с собой поделать не могу… пытался. Но она сидит у меня вот здесь — показываю на свою грудь — с самого первого дня нашего знакомства по сей день. Мы снова вместе, она дала мне второй шанс, и я никогда больше не обижу её, тем более не брошу. Я обещаю вам, что сделаю всё, чтобы она и наш ребенок были счастливы.

— Я верю… — он снова упрямо снимает маску.

— Но для полного счастья моей девочки ей нужны вы, она безгранично любит вас. Не сдавайтесь.

— Я не сдаюсь, я чувствую, что всё…

— Олег, пора в операционную — в палату входит Ольга — Все уже там.

— Я пошел, увидимся…

*****

Операция не состоялась. Илья Алексеевич провел в операционной лишь несколько минут, а потом …. после ввода наркоза… остановка сердца. Многочисленные попытки запустить его вновь не увенчались успехом.

В операционной кроме анестезиолога и операционной медсестры, нас было трое, Коршунов, я и Ваня.

Молчание. Монотонный звук, и одна прямая линия на экране кардиомонитора, это то, куда мы трое смотрело безотрывно.

- Ваня, свободен — монотонно и отчужденно произносит начальник — Олег иди к Насте. Ольге я сообщу сам.

Я выхожу из операционной, обессилено снимаю перчатки и шапочку. Поднимаю глаза и вижу Настю. Она бежит прямо на меня. Черт, да какая сволочь ей сказала — то?

Я перехватываю её, прижимаю к себе. Не пущу.

— Пусти — шипит она.

— Нет — обхватываю её сильнее.

— Отпусти — она отчаянно вырывается, бьет меня по груди, оседая на пол и я вместе с ней.

— Я всё понимаю, родная. Не надо тебе туда.

— Олег — она умоляюще смотрит на меня, а в глазах слезы, от вида которых у меня разрывается сердце.

— Настенька, любимая, знаю, что больно — я обхватываю ее голову и смотрю прямо в глаза — Но подумай о ребенке, он внутри тебя. Пожалей.

— Я хочу его видеть — настаивает она, а я снова прижимаю ее к себе со всей силы, упрямо не позволяя вырваться.

— Он простит, если ты этого не сделаешь — на ушко шепчу я — Мы ему сказали о твоей беременности, он уходил, улыбаясь. Сохрани нашего малыша ради него, умоляю тебя.