Читаем Я не сдамся полностью

— А я не знаю, хочу ли я, чтобы она жила? — шокирует он своим признанием всех присутствующих. Пустые глаза, окровавленные руки и нервозное состояние мужчины наталкивает меня на мысль, что к её ранению он имеет непосредственное отношение. На девушке легкое платье, под которым нет нижнего белья, вообще. Вся ситуация в моей голове прокручивается так, будто он вытащил её из постели. И не факт, что из своей.

— Зачем тогда привезли её к нам? — спрашивает Настя, стоя позади этого безумного — Вы же хотели спасти её, так пропустите, пожалуйста, врачей — спокойно и ровно говорит она, а он словно под кайфом. Смотрит с призрением вперемешку с одержимостью на девушку, затем отрешенно на меня, и в конце переводит взгляд на Настю. И мне это совсем не нравится, что — то не спокойно становится внутри, так и хочется крикнуть Насте, чтобы немедленно ушла в свой кабинет.

Но уже поздно. Он со всей дури бьет кулаком по дверному косяку.

— Сука. Какая же ты сука, Полина — орет он во весь голос, так что даже у меня мурашки по спине побежали. Хватается за голову, оседает на корточки — Ааааа — кричит он снова и вскакивает на ноги. Мгновенно вытаскивает пистолет из — за пояса джинсов, который был скрыт пиджаком и приставляет его дуло к виску Насти, так как именно она стояла к нему ближе всего, протянул руку и схватил за плечо. Мне кажется, что я разучился дышать в этот момент. Я делаю несколько шагов к нему.

— Ты, права, девочка — вкрадчиво говорит он, прижимая к себе мою женщину — Я хочу, чтобы она жила. Сидеть из — за этой шалавы я не хочу. Доктор, стой на месте. — он смотрит прямо на меня стеклянными глазами — А то у меня руки дрожат, ты же видишь это? — я положительно киваю — Не провоцируй — предостерегает он и я делаю три шага назад — Если ты её не спасешь, я убью эту — жестче прижимает Настю к себе, давя своей окровавленной рукой на округлившийся живот — Думаю, при таком раскладе ты будешь очень хорошо работать. И сделаешь всё, чтобы моя женщина не умерла на операционном столе.

Мне все равно, что он говорит, я смотрю только в перепуганные глаза Насти. Она изо всех сил старается держаться и не поддаться панике, но я вижу, что она безумно боится. Она пытается ослабить его хватку на её животе, ей больно и страшно за малыша.

— В операционную, быстро — командую снова я, и мужик с пистолетом в руке отходит от дверей, волоча за собой Настю — Девушку отпусти — говорю, останавливаясь в дверях.

— Мою спасешь, тогда и отпущу…. твою. Иди, доктор, а мы подождем тебя здесь — он взглядом указывает на смотровую комнату. Быстро тащит за собой Настю, закрывает за ними дверь на ключ и опускает жалюзи. Ничего не видно, они наедине…… убийца и моя беременная женщина.

****

Никогда в жизни не тряслись руки перед операцией, а тут такой тремор, что я не могу совладать с ним. Мою руки и матерюсь про себя, а возможно и вслух. Не важно. Коршунов хотел отстранить меня от операции, заменить другим хирургом, но я не позволил, потому, что я единственный, кто делал подобные операции. Со мной у этой девочки больше шансов выжить. А от её жизни зависят три другие: моя, Насти и нашего ребенка.

— Олег, я подстрахую — слышу я слева от себя.

— Спасибо, Глеб.

Медсестра быстро помогает нам надеть хирургические халаты, шапочки и перчатки. И я невольно вспоминаю, тот единственный раз, когда мы с Настей были в операционной. Тогда я был счастлив и спокоен, а сейчас? Как мне оперировать практически на сердце, когда свое осталось на первом этаже. Когда все мысли только там. То, что мужик невменяем это стопроцентно, и возможно, под наркотой. Что он может сделать с Настей за это время? Операция такого плана длится от трех до пяти часов. Это будет самая длинная операция в моей жизни.

— Давление? — спрашиваю, подходя к операционному столу.

— Падает, девяносто на сорок.

— Плохо. Но выбора он нам не оставил. Будем пытаться выжить, девочка. Ты только не подведи меня, Полина — шепчу я пациентке и мысленно читаю «Отче Наш» — Скальпель.

Мне кажется, что я даже не дышу. На автомате разрезаю один за другим слоем кожи, вытаскиваю пулю из раздробленного ребра. Медсестра промачивает мне вспотевший лоб, и мы с Глебом продолжаем операцию, периодически посматривая на давление пациентки, а оно стремительно падает. Нам необходимо в кратчайшие сроки убрать все костные осколки и зашить рану.

— Сердце остановилось — кричит анестезиолог — Отошли все от стола.

А я шага не могу сделать в сторону, я смотрю на монитор с одной линией, на бледное лицо девчонки и не могу поверить, что это конец.


Глава 31

— Садись и не дергайся — показывает пистолетом на стоящий стул, а сам быстро закрывает жалюзи, отрывая нас от внешнего мира окончательно. Еще несколько секунд назад я видела своих подруг и коллег через окно смотрового кабинета, а теперь я одна. Смотрю на часы, висящие над входной дверью — час, сорок три минуты. Операция продлиться минимум часов пять, значит, я тут примерно до шести, наедине с нервным и неадекватным мужчиной. Поглаживаю живот, стараясь успокоить дрожь в теле, ради ребенка.

Перейти на страницу:

Все книги серии Любовь по медицинским показаниям

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза