Я (не) согласна

Не понимаю: я всего лишь работала в доме утех, а Ви — завела роман с моим дядюшкой, королем Галлии. А в монастырь сослали меня, а не ее. Это как-то нечестно. Хотя, впрочем, она достигла брачного возраста и ее участь, может быть, была даже печальней моей. Как выдадут ее замуж за подходящего мужчину — вот она наплачется!

Во всяком случае, приезжающие навестить меня родители отводили глаза и ни разу не дали внятного ответа, как она поживает. Я могла только надеяться, что она жива и невредима, даже включила ее в свои молитвы. Всё равно воскресные службы были обязательны для всех учениц — о ком же мне еще молиться?

Уж точно не о моем нареченном муже!

Отчего так бывает? Я хочу быть самостоятельной, независимой женщиной. Хочу писать книги, жить в собственном доме и сама выбирать судьбу. Мой дядюшка, король Эстебан III, и отец — глава службы безопасности Галлии, много лет разрабатывают декреты, выводящие женщин в люди. А я, их близкая родственница, не имею совершенно никаких прав. Любая простолюдинка свободнее меня. У меня никогда не будет шанса открыть свою лавку, продать книгу, писать статьи для Льенского Вестника, наконец. Да что там, я даже не могу выбрать, где я буду жить.

Меня буквально продали в рабство, заключив со Славией брачный договор. У славского государя двое сыновей. Я же единственная девушка в семье галлийского короля. Я отдана старшему. Когда-нибудь мой сын станет следующим славским государем. И это если не случится ничего непредвиденного. Дай богиня здоровья и крепости государю Велеславу — пусть он правит долго. Быть королевой — госудырыней — истинное проклятье. Достаточно взглянуть на жену Эстебана. У них тоже договорной брак. Она — принцесса из Франкии. Никакой любви там нет и в помине. У нее есть любовники. Эстебан пока ни в чем подобном не замечен. Во всяком случае, единственную интрижку он позволил себе завести с Викторией, да и ту сам же и прервал, посчитав, что не в праве ломать девчонке жизнь. Бедняга.

В королевской семье нет места любви. И я не жду ничего хорошего от своего будущего.

Глава 4. Овсянка против крылышек в меду

— Выше, Стефа, выше! Держи спину! Не опускай палку!

Да куда уж выше-то, я ж не лошадь так скакать! Вслух я, разумеется, ничего не говорю — за такое и палкой по затылку получить легко. Сестра Мария не поглядит на мой статус. Самые ненавистные мне)и всем остальным девочкам) уроки. Самозащита. Хотя какая там самозащита — это просто унизительное избиение. Если бы я не знала сестру Марию так хорошо, то подумала бы, что она получает удовольствие, стуча нам палкой по шеям и ногам.

На этих занятиях все равны. Рядом со мной прыгает — надо признать, гораздо изящнее, чем я — Летта Ханбург. Она оборотень из довольно знатного, хоть и нищего рода. Оборотням хорошо, они сильнее обычных людей. Мы с Леттой могли бы стать подругами, если бы она не была такой зазнайкой. Именно она была здесь заводилой. Летта — круглая сирота. Ее родители умерли от лихорадки, а опекуны, недолго думая, запихали ее в монастырь. Мне было бы ее жалко, если б не постоянные каверзы с ее стороны. Вот и сейчас она, неплохой маг воды, ухитрилась собрать мне под ногами лужицу, на которой я, разумеется, поскользнулась и грохнулась на спину.

— Госпожа Виолетта, три дня отработки на кухне! — раздался гневный голос сестры Марии. — Тьера, Элера! Помогите Стефе подняться и проводите до ее комнаты. Чуть позже ее осмотрит лекарь. Остальные взяли палки и выпрямили спины! Прыжок!

Есть справедливость, есть! Отработка на кухне — самое суровое наказание для знатных девочек. Я там пару раз бывала — это действительно ужасно. Чистка картошки, мытье горы посуды, ощипывание куриц — бррр. А вот для девочек из простых семей кухня — это родной дом. Их гораздо более страшит библиотека.

Тьера и Элера с готовностью складывают палки и подхватывают меня под руки. Спина, конечно, болит, но терпимо. Позвоночник не сломан, это факт. Близняшки стараются быть аккуратными и идти в ногу, хотя могли бы и уронить меня пару раз. Летта бы непременно воспользовалась ситуацией.

За четыре года обучения ко мне привыкли. Тем более, двоих отправили домой, двоих новых привезли. Одна из них как раз Летта — младше меня на год, а такое ощущение, что она сущий ребенок. Мне даже ей мстить не хочется — лениво. Но придется, чтобы не забывалась. Должна же она расплатиться за то, что посмела мне навредить. Хуже уже не будет. Ненавидеть меня больше уже некуда. Тем более, что ни говори — положение у меня привилегированное. На половину уроков не хожу, занимаюсь индивидуально, да еще бывает, что при отсутствии сестры Гортензии веду урок франкского. Ну как веду: книжки читаю вслух и вопросы задаю. На следующем же таком уроке Летту ждет неприятный сюрприз. Ей плохо даются языки. Я вдоволь высмею эту выскочку: впредь будет думать, с кем связываться.