Мы выходим на улицу и садимся на скамью, которая по своим размерам, больше чем двуспальная кровать, прижавшись друг к другу. Погода прекрасная, все небо усыпано звездами. Он садится первым и похлопывает место рядом с собой. Я залезаю с ногами, с осторожностью держа кружку с горячим шоколадом, сворачиваюсь калачиком у него на коленях, прижимаясь к его горячему, большому телу. Мы молча пьем, и восхитительное чувство истомы разливается у меня по телу.
Я ставлю кружку на землю и лениво потягиваюсь, зевая. С Зейном я чувствую себя в безопасности, защищенной и оберегаемой, но мне хочется, чтобы он тоже ощущал такие эмоции. У него слишком много демонов, и мне хочется быть именно той женщиной, которая сможет удерживать их в страхе.
— Боже, я могла бы остаться здесь навсегда, — шепчу я.
Он крепче прижимает меня к себе.
— Прости за Сильвию.
Я поднимаю на него глаза, в них нет ни капли нежности.
— Все хорошо. Ты не должен извиняться. Я понимаю ее чувства. Я чувствовала бы тоже самое, если бы была на ее месте.
Он опускает на меня глаза, на лбу вырисовываются морщины.
— Тогда зачем ты столкнула меня в бассейн?
Вау, он решил, что я столкнула его в бассейн из-за ситуации с Сильвией. Ну... я задорно улыбаюсь.
— Месть. Помнишь, ты столкнул меня в бассейн в Англии?
Он запрокидывает голову и разражается низким сексуальным смехом.
— Напомни мне, не переходить тебе дорогу, — говорит он.
— Да, я бы настоятельно рекомендовала этого не делать.
Он дотрагивается до моей щеки, словно она настолько хрупкая, как мыльный пузырь, который может тут же лопнуть.
— Ты сводишь меня с ума,
— Хорошо, — говорю я, глядя ему в глаза, у него над головой разбросаны звезды. Его глаза темнеют, пока он смотрит на меня, снимая с меня халат.
Сквозь сон я чувствую, как он отстраняется и очень осторожно, чтобы не разбудить, сползает с кровати. Бесшумно он крадется по спальни и открывает дверь, осторожно прикрывая ее. Я выдыхаю, уже зная, куда он направляется. Выжидаю несколько минут, потом поднимаюсь и иду к двери, открываю маленькую щелочку и прислушиваюсь.
Тишина.
Я выхожу в коридор и слышу первые аккорды музыки. Осторожно, стараясь не шуметь, иду вниз по лестнице и опускаюсь на нижнюю ступеньку, прислушиваясь к его игре на пианино. Я прикрываю глаза и окунаюсь в его печальную и напряженную музыку. Ох, Зейн, если бы ты только позволил мне войти в твой внутренний мир.
Я замерзла, но все равно продолжаю сидеть с закрытыми глазами и слушать. Не знаю сколько я так просидела, слушая как он играет пьесу за пьесой, но внезапно понимаю, что уже не одна. Открываю глаза, он стоит передо мной.
Я тут же вскакиваю, готовая убежать, поставив ногу на ступеньку выше.
— Не беги, — останавливает он.
Я смотрю ему в глаза.
— Не хочу, чтобы ты боялась меня.
— Я не боюсь, — шепчу я.
— Тогда почему ты хочешь убежать?
Я молча отрицательно качаю головой.
Он подходит и прикасается к моему лицу.
— Ты совсем замерзла, — бормочет он.
И тут я понимаю, что просто дрожу от холода. Он поднимает меня на руки и несет в спальню, укладывая на кровать. Я цепляюсь за его рубашку.
— Кто научил тебя играть на пианино? — шепотом спрашиваю я.
Выражение его лица становится мрачным.
— Не так рьяно, Далия.
— Скажи мне, — прошу я. — Я всегда честна с тобой, и ты знаешь обо мне все.
— Если бы я хотел навредить кому-то, первое, чтобы сделал — забрал бы самое ценное у этого человека — его жену, ребенка или его мать. Если я расскажу тебе, то наврежу тебе, потому что автоматически ты станешь мишенью, и я стану очень уязвим.
— Ты знаешь поговорку: «Когда гусеница решила, что ее жизнь закончена, она превратилась в бабочку»? Почему ты не можешь отказаться от этой жизни? Мы можем не жить в Англии. Мы можем жить здесь или еще где-нибудь. Я поеду с тобой куда угодно.
Он печально отрицательно качает головой.
— В чем тогда смысл твоих денег и богатства, если ты не счастлив? — с отчаянием спрашиваю я.
— Но я счастлив, — говорит он, снимая с меня ночную сорочку, и пожирая взглядом мою обнаженную кожу. — Посмотри, ты напоминаешь, омытую слезами Красоту, — восхищенно говорит он.
Улыбка дрожит у меня на губах. Я так сильно люблю этого мужчину, что мне становится аж больно.
— На самом деле, ты в душе музыкант и поэт, не так ли?
— Если бы я был поэтом, я бы сказал, что твои глаза — светятся в темноте, как шартрез, зелено-желтым.
— Вот именно об этом я и говорю.
Он наклоняется целует меня.
Я беру его лицо в ладони.
— Знаешь, когда твои губы касаются моих, я чувствую, словно парю?
Его губы касаются моих.
— Тогда пари, Далия, лети. Взлетай так высоко, как сможешь.
23.
Александр Маленков
— Мама, я сочинил для тебя музыку.
У мамы открывается рот от удивления.
— Ты что сделал?
— Я написал для тебя музыку, — повторяю я.
Мама смотрит с удивлением.
— С каких пор ты стал писать музыку?
Я пожимаю плечами.
— Сочинение музыки — это совсем несложно, мама.
— Ты сочинил ее для меня? — спрашивает она, касаясь груди с правой стороны.
— Да, — с радостью говорю я. Ее голубые глаза сияют, как звезды, она явно гордиться мной.