— Покажи мне, — говорит она, поспешно вытирая руки о фартук.
Я назвал ее «Плач Ангела», — говорю я, протягивая ей ноты. Она берет их, словно это что-то редкое и драгоценное. Я вижу, как она просматривает строчки, слегка кивая, словно музыка звучит у нее в голове. Дойдя до конца страницы, поднимает на меня глаза.
— Ах, Александр, прекрасно, — говорит она взволнованно.
— Хочешь я сыграю тебе?
— Да, но только быстро. Скоро папа придет домой.
Я сажусь за фортепьяно и открываю крышку, старые клавиши пожелтели со временем. Мама встает позади меня. Я кладу пальцы на цвет слоновой кости клавиши и начинаю играть. Мы оба настолько погружаемся в музыку, что не слышим, как приходит отец.
— Что за херня здесь творится? — рычит он.
Мои руки по-прежнему лежат на клавишах, мама подпрыгивает от страха. Виновато мы поворачиваемся к отцу. Он стоит посреди комнаты, покачиваясь на пятках, голова наклонена вниз, брови вопросительно подняты, глаза широко открыты. Он выглядит как бык, готовый к бою.
— Мне казалось, что я сказал тебе не дотрагиваться до этого гребаного пианино. Как ты собираешься драться, если ты играешь на пианино, как какая-то неженка? — с бешенством произносит он.
Я молчу, поглядывая на него.
— Что ты пялишься на меня маленький урод? Иди сюда, — кричит отец.
— Постой, подожди. Это моя вина, — быстро дрожащим голосом говорит мама, загораживая меня своим телом.
— Конечно, это твоя вина, сука. Мне давно уже следовало разбить эту еб*нную вещь. Бл*дь, это пианино. Ты воспитываешься моего сына безвольным уродом.
— Пожалуйста, пожалуйста, не надо, — с отчаянием просит мама. — Это пианино моей матери. Я обещаю, я больше не позволю Александру играть на нем.
Он скрещивает свои огромные руки на груди и в упор смотрит на меня.
— Я хочу услышать это от него.
Мама начинает тихо плакать. Я обхожу маму и встаю перед отцом.
— Я обещаю тебе больше никогда не играть на пианино, — четко произношу я.
— Хорошо и тебе лучше не пытаться меня обмануть. Клянусь, если я когда-нибудь увижу, что ты играешь опять на этом чертовом инструменте, я разобью его, — отвечает он.
24.
Далия Фьюри
Прошло два дня, как мы вернулись, и я чисто случайно нахожу ноты. Я отправляюсь в комнату Зейна за книгой, которую читала поздним вечером и замечаю листки с нотами на кровати. Мне достаточно всего лишь одного взгляда, чтобы узнать почерк Зейна, он сейчас в душе. Должно быть он принес их с собой наверх и положил на кровать, решив быстро принять душ.
Секунду я просто смотрю на них, затем совершенно не задумываясь, беру ноты и несусь наверх в свою комнату. У меня в комнате есть факс/ксерокс, который я иногда использую для копирования материалов для работы.
Я включаю и жду, когда эта чертова штуковина нагреется.
— Ну, давай, давай, — шепчу я, но он такой медленный, пищит и пощелкивает, чуть ли не чихает, и до сих пор лампочка светится красным.
— Давай, — говорю я, у меня начинают потеть ладони.
Наконец, когда проходит целая бесконечность, загорается зеленый свет.
Тут же я вставляю первую страницу. Слышится скрежет, медленно заглатывает страницу. Я никогда не могла предположить, насколько эта чертова машина медленная. Страница со скрипом вылезает с другого конца, я вставляю в него вторую страницу, исчезающую черепашьими шагами. Бегу к двери и выглядываю в коридор, прислушиваюсь. Снизу — ни звука.
Я вставляю следующую страницу, потом еще одну, но я так нервничаю, желая поскорее закончить с этими четырьмя страницами. Все, наконец-то готово. Я собираю его листки и торопливо спускаюсь к нему в комнату. Не знаю, что сделаю или скажу, если Зейн уже вышел из ванной, но слава Богу он все еще там. Я кладу ноты на кровать, точно также как они лежали и выбегаю из его спальни. Сердце стучит где-то в горле, под мышками на футболке появились пятна пота, но небольшая загадочная улыбка витает у меня на губах.
— Спасибо тебе, Господи, — шепчу я, прыгая вверх по лестнице в свою комнату.
Я выключаю факс/ксерокс и прячу под груду непрочитанных рукописей листки с нотами, беру телефон и звоню Стелле.
— Что ты делаешь? — спрашиваю ее.
— Делаю арт на ногтях на ногах желтым лаком и жду, когда нагреется духовка и издаст определенный сигнал, — отвечает она.
— А что в ней?
— Пока ничего. Просто разогреваю ее, чтобы потом положить пиццу.
— А как же твоя диета?
— Я решила, что диета мне не подходит. Нет смысла в жизни, если тебе приходится себя сдерживать и голодать.
Я смеюсь.
— Тебе не нужно худеть, не понимаю, о чем ты беспокоишься.
— Все эти чертовы знаменитости и их отретушированные фотографии. Если бы я жила в Америке, я бы засудила их за комплекс неполноценности, который они во мне создают.
— Где ты купила пиццу?
— У Антонио.
Антонио работает в итальянской пиццерии дальше по улице от дома Стеллы, и он делает пиццу, за которую можно умереть.
— А с чем пицца?
— Пепперони плюс двойная порция сыра.
— И через сколько она будет готова?
— Мммм меньше чем за десять минут. А что?
— Я могу приехать, ты поделишься со мной?
— Тебе лучше поторопиться.
— Я уже выхожу.
Я не вижу Ноя, но Юрий предлагает отвезти меня к Стелле.