Я не твоя собственность-2

— Также, как и ты, — искренне глядя на нее, отвечаю я. На ней с длинными рукавами бледно-голубое платье с маленькими вышитыми птичками.

Пока мы обсуждаем планы по поводу совместного ужина, входит Ленни, и Сноу бледнеет. Шейн обнимает ее за талию, и она смотрит на него. Он улыбается, глядя на нее сверху вниз, и смотрит на нее такими глазами, я хотела бы, чтобы так на меня смотрел Зейн. Его взгляд светится любовью, защитой, уверенностью, и даже вожделением. Его взгляд говорит, я рядом с тобой всегда.

Я перевожу взгляд на Зейна, который наблюдает за Ленни, о чем-то разговаривающим с другими людьми.

— Не беспокойся. Я не оставлю тебя, и он никогда не посмеет приблизиться к тебе, — говорит Шейн своей жене.

— Все хорошо. Я готова, я же знала, что он будет здесь, — усмехаясь отвечает она.

— Мы собираемся спустится вниз к загону. Хотите присоединиться к нам? — приглашает их Зейн.

— Хочешь посмотреть на лошадей? — спрашивает Шейн Сноу.

— Нет, не хочу. Я хочу, чтобы он понял, что я его не боюсь, — отвечает она.

— Хорошо, милая.

— Увидимся позже, — произносит Зейн, уводя меня прочь. Я смотрю на Зейна.

— Что происходит?

— Сноу раньше была с Ленни.

— Что? — Даже сама мысль, что такая красивая женщина, как Сноу могла быть рядом с таким мерзопакостным и скользким, как Ленни, для меня немыслима.

— Это долгая история.

— Мне не нравится Ленни.

Он хмурится.

— Я говорил тебе держаться подальше от моих дел.

— Я не вмешиваюсь, просто констатирую факт.

— Держись подальше от него, насколько сможешь, Далия, — говорит он тихо.

— Не беспокойся, я не намерена вступать с ним в контакт.

Мы внизу, именно там, куда люди приходят посмотреть, как ведет себя лошадь перед началом скачек.

Я никогда не была на ипподроме, и Зейн рассказывает мне обо всем, говоря, что лошади такие же, как и люди. У них также имеются хорошие и неудачные дни, и именно в загоне можно увидеть, нервничают ли они, при этом много потея (тогда выделяются большие темные пятна на корпусе), лошадь может даже заболеть, если пятна пота появятся в районе почек. Он учит меня в чем разница между спокойным конем, рвущемся в скачку, и нервным, кусающимся, поднимающимся на дыбы и гарцующим по кругу. «Лошадь, — говорит он, — перед гонкой обладает храбростью, но много своей энергии расходует перед гонкой, и этого следует избегать».

— Ты часто бываешь на скачках? — интересуюсь я.

— Да. Хотя не так часто устраиваются скачки, чтобы убить целый день и вечер, наблюдая за пиком их возможностей.

— Эта лошадь придет первой, если ее выбрать? — спрашиваю я, указывая на красивого черного жеребца с белой звездочкой на лбу.

— Я бы не советовал, — отвечает он.

— Нет? Ты можешь мне порекомендовать другую? — с любопытством интересуюсь я. Стелла попросила меня поставить и за нее тоже.

— Последним выступает Арабский скакун, — отвечает он, указывая на лоснящийся корпус, цвета шоколада, коня, гордо вскидывавшего голову.

— И сколько мне следует на него поставить? — спрашиваю я.

— Все, что у тебя есть, — серьезно отвечает он.

Я раскрываю рот от удивления, наклонившись шепчу:

— Ты хочешь сказать, что заранее уверен, что он выиграет?

— Не всегда, но этот однозначно.

Я смотрю на него в недоумении. Он выглядит таким красивым, таким эффектным.

— Откуда ты знаешь, что именно этот скакун выиграет гонку?

— Заплатив другим жокеям, чтобы они не выиграли.

— О Господи, — задыхаюсь я. Я никогда еще не видела ни одного человека, который бы был таким расслабленным, сам себе подписывая уголовный приговор.

Он смотрит на меня с любопытством.

— Чем ты так шокирована?

— Я потрясена, — шепчу с отчаяньем.

Он, кажется, удивленным.

— Почему? Все самые важные события в этом мире заранее предрешены. Начиная от цен на золото (дважды в день), ставки по ипотечным кредитам и в какой стране будет проходить Олимпиада. Те результаты, которые ты видишь в Google всего лишь манипуляции. Это коррупция, но так хорошо завуалированная, что ты никогда не узнаешь о ней.

— Почему ты не можешь остановиться, Зейн, у тебя же есть уже достаточно денег? Зачем тебе еще? — спрашиваю я с сожалением.

Он протягивает руку и убирает выбившуюся прядь с моей щеки.

— Если ты вошла в мафию, — говорит он, — то становишься акулой. Акула должна все время двигаться вперед, также как и дышать, чтобы выжить. Мы должны постоянно развиваться. Поглощать больше, чем в состоянии переварить.

Если бы великие империи не поглощали более слабых и молодых, чтобы расширяться, то они бы столько не просуществовали, а умирали бы долго и мучительно. Как правило, в моей сфере — смерть обычно жестокая, но быстрая.

— Жизнь, которую ты выбрал слишком опасна. Я боюсь за тебя, — шепчу я, в голосе слышится страх.

— Я на самом деле имел ввиду то, что говорил — лучше умереть насильственной смертью как лев, нежели вечно жить в дерьме как крыса.

— Знаю, ты говорил, что тогда у тебя не было выбора с этим жестоким миром, но сейчас у тебя есть выбор. Ты можешь все прекратить. Ты можешь выйти из своего жестокого мира.

— Это единственная путь, который я знаю, рыбка.