Я не твоя волчица

Он что-то говорил, но я, опьяненная его ласками, не могла разобрать ни слова. Я горела. Казалось, каждая клеточка тела пылает, причиняя боль, и только его прикосновения приносили долгожданное облегчение.

Безумная, страстная ночь. Его звериные глаза, в которых пылала жажда обладать мной. Его пожирающий взгляд, от которого я дрожала, как невинная девчонка. Его пальцы творили какое-то волшебство, то едва касаясь, то надавливая до боли. Легкие поцелуи сменялись жалящими, словно Вилл был голоден и наконец смог утолить все свои потребности. Он сводил меня с ума, доводил до изнеможения, перед глазами роились золотые искры, а в голове стоял плотный туман. С губ срывался стон за стоном, в которых слышалось его имя. Я кусалась и царапалась, сжимала зубы на его губах, не в силах передать все свои эмоции. Не понимала, где нахожусь и что делаю, но не желала останавливаться. Он был мне необходим здесь и сейчас. И ничего важней не могло найтись в этом мире в те часы, когда я сгорала от переполнявших меня чувств и эмоций.

Я даже не смогла бы с точностью ответить, когда уснула. Просто один из горячих поцелуев оказался последним, что я помнила из этого сумасшествия, которое нас накрыло.

Утро было тяжелым. Глаза открывать не хотелось. В голове стоял такой гул и звон, словно кто-то засунул ее в жестяное ведро и долго отбивал тот самый ритм, под который мы вчера магическое шоу устраивали… Тихий стон боли — это все, на что я оказалась способной. Меня тошнило. Тело ломило, словно отец в очередной раз устроил нам с Киром тренировочный марафон. Свет, проникающий в окно резал глаза даже сквозь сомкнутые веки. Попыталась накрыться одеялом с головой. Но не смогла. Одеяло не поддавалось. Дернула раз, другой. Бесполезно. Рядом кто-то лежал. Кто-то большой и тяжелый. Зажмурилась и попыталась понять, кто может дрыхнуть в моей кровати. Так, стоп! А в моей ли? А что у нас вчера было? Ох, ё! Мама дорогая! Роди меня обратно!

Воспоминания накрыли меня беспощадной волной. Вечер, игра, которая привела к какому-то откровенному кошмару. И ночь. Самая удивительная и самая ужасная. Хуже просто не может быть. Стараясь не издавать никаких звуков, ощупала себя под одеялом. Надеялась, что все, что вспомнила, та часть, что с Виллом связана — всего лишь сон. А хрен! Голая я. Абсолютно. Ни клочка ткани. Пришлось открывать глаза. Медленно и аккуратно. Голова тут же отозвалась болью, а глаза заслезились. Но мне много не надо, чтобы понять, что рядом, мирно уткнувшись мордой в подушку дрыхнет такой же голый, как и я, Вилл. Во всей своей красе. Хотелось плакать. И пить. Очень. Даже не смогла бы сказать, чего хотелось больше. Наверное, удавиться. Задушить себя подушкой, на которой спала. Духи! Как это могло произойти! Не настолько я и пьяна была, чтобы выпустить волчицу из-под контроля. Чтобы позволить этому уроду сотворить со мной такое. А что он творил!? Гаденыш! У-у-у! Убью. Его или себя. Его убью, сама со стыда сгорю.

Тихо-тихо попятилась назад, пытаясь сползти с кровати. Надо попить, найти одежду. хоть какую-нибудь, и валить отсюда. Желательно навсегда. Желательно на другой конец вселенной.

Чуть не свалилась, увлекшись своими мыслями. Поднялась на ноги. Пошатнулась и прикрыла рот руками. Стоило принять вертикальное положение, как тошнота накрыла с новой силой. Меня трясло, как щенка под осенним проливным дождем. Надо срочно попить. Язык к небу прилип.

Доплелась до стола, на котором до сих пор стояли бокалы с выпивкой. Эх! Мне бы водички. Но где же ее взять. Оглянулась. Глубоко вдохнула и замерла. Стоп. А чем это у нас пахнет? Вновь потянула носом, но уже медленно, тщательно отметая одни запахи от других. Запах алкоголя, парфюма, Вилла, мой… И еще чего — то. Медленно наклонилась и повела носом над бокалами. Остановилась у одного из них. Втянула воздух носом и замерла. Чуть горьковатый, едва уловимый за запахом алкоголя. Запах особой травки, которую заваривают и пьют, как бодрящий напиток. Или. используют в составе порошка для «волчьей страсти». Схватила бокал, расплескав по столу остатки вина. Перевернула его и уткнулась носом в ножку. Запах. Запах того, кому принадлежал этот бокал. Стоило понюхать, как бокал треснул в моей руке. Руку обожгло болью, но я это отметила лишь краем сознания. Отбросила бокал и медленно повернулась к спящему Виллу. Кровавая пелена ярости медленно застилала все перед глазами. Только воспоминание, как он подходит, сует мне под нос свой бокал и заставляет выпить, прежде чем поцеловать. Картинка сложилась мгновенно. Меня уже не трясло, а колотило. Из горла вырвался звериный рык.

Вилл заворочился, медленно поднял голову и сонно приоткрыл глаза, пытаясь проморгаться, смотрел на меня.

— Ты, — охрипшим голосом просипела я, — меня! Опоил! Тварь!

Сжимала кулаки. Вилл смотрел на меня так безразлично, словно первый раз видел.

— Ублюдок! — хрипела я.

Хотелось вцепиться зубами в глотку этой мрази разорвать в клочья, захлебываться его кровью и смотреть в глаза. Как никогда я хотела его смерти.