Я не умру (СИ)

   Помимо мечей и копий в доме было полно статуй мужчин. Все они выглядели комично из-за непомерно раздутых мышц рук и ног, словно все знатные прокураторы из рода Ноксов целыми днями только и занимались атлетикой. Однако больше всего внимание привлекала статуя Гиясуддина, мужа Дуа. Видимо, хозяйка дома хотела точно передать облик возлюбленного и пренебрегла традициями. Гиясуддин был невысокого роста и не обладал телом атлета. Мягкий, приятный свет жар-камня придавал лицу скульптуры загадочный вид: губы раздвинуты в легкой улыбке, однако брови нахмурены, острые глаза оценивают собеседника. В отличие от остальных правителей дома Ноксов Гиясуддин не отращивал бороду.

   Я попытался восстановить из памяти его образ, но ничего не получилось. Люди в королевском замке постоянно мелькали перед глазами, превращаясь в неясные мутные тени. Да и, наверное, хозяин Ноксов не часто выходил на поверхность. О чем он думал, когда решил сразиться с Мартином Марциалом? Что вообще заботило его? И как бы он сегодня отреагировал на то, как его маленькому сыну отрезают ухо? В груди разлилась щемящая тоска. Надо было пощадить Зайна. Пять лет! Пять! Однако еще Мастарна Фертор мудро заметил, что правитель должен являться в глазах народа сострадательным, верным слову, милостивым и искренним, однако при необходимости может проявить и противоположные качества. Я Безымянный Король, в конце концов! Бог!

   Внезапно пришла дикая, нелепая мысль. Я остановился, нахмурился и спросил у Гуфрана:

   - А почему Мору вы положили в комнату хозяйки Дуа? Кто велел? Я её собираюсь наказать, а вы решили побаловать девицу мягкими перинами и вином?

   Мастер побледнел, однако голос прозвучал твердо и уверенно:

   - Владыка, я же вам говорю: вы должны увидеть Мору сами! Старейшина Кадарус лично приказал положить девушку в комнату Дуа.

   Я лишь хмыкнул. Ярая злость хлынула в голову, сердце застучало чаще. Надо успокоиться. Незачем истерить из-за пустяков. Мастер Гуфран остановился перед нужной дверью, открыл её, склонил голову и рукой показал в сумрак комнаты. Сжав кулаки, я зашел. В нос ударил сладкий густой запах рогерсов. В помещении царил полумрак: лишь два жар-камня тускло тлели в треножниках. У костяного столика, сложив руки на груди, стоял претор-демортиуус Секст. В глаза бросилась широкая кровать с бирюзовым балдахином. Возле задернутых занавесок крутился лекарь Сертор.

   - Что здесь происходит? - спросил я у Секста. - Почему дочь Мартина положили сюда? Вы в своем уме?

   Лекарь упал мне в ноги и принялся тараторить:

   - Пощади, Владыка! Но этой несчастной нужна помощь. Солдаты её отца - пусть дагулы сожрут их сердца! - надругались над ней. На ней не осталось живого места. Порезы, синяки покрывают все тело. А мужское семя забило горло бедняжки. Пришлось с помощью трубки выкачать его.

   Я скривился.

   - Что ты несешь, дурень? Как солдаты Марциалы могли изнасиловать дочь Марциала? Или это произошло, когда Секст объявил о свободе воинов Флавия?

   - Нет, Ваше Высочество, - вмешался Секст. - Мартин Марциал добровольно отдал дочь своим людям.

   Брови удивленно поползли вверх.

   - Зачем?

   - Я пока не знаю, - ответил демортиуус. - Мора так и не пришла в сознание.

   Я подошел к кровати, грубо сдернул занавески и остолбенел. Ужасные синяки и кровоподтеки с лица девушки опускались на шею, исчезали под теплым линумным одеялом. На щеках виднелись следы порезов, волосы пропитывала кровь, а нос был сломан. Передо мной лежал не человек, а лишь его жалкое подобие. Солдаты не один час терзали бедняжку. Зачем отцу понадобилось втаптывать в грязь девичью честь?

   - Гуфран, расспроси Марциала о дочери, - твердо сказал я. - Если надо, прибегни к пыткам. Только не убивай дурака. Мне надо знать, почему он так поступил с Морой.

   Мастер кивнул, приложил правую ладонь к груди, затем спросил:

   - Владыка... будете ли вы наказывать дочь Мартина?

   Я покачал головой.

   - Не сейчас. Ей уже и так досталось. И еще кое-что: после того, как поговоришь с этой гнилью, отправь всех знатных прокураторов в Венерандум. К каждому приставь демортиууса. И пусть месяц не высовываются из своих нор. Скажи, если увижу - казню. Зайна и Гайду - в королевский замок. Пусть помогают слугам и рабам. К родителям не отпускать. Я всё сказал.

   - А Мора?

   - Она останется в доме Ноксов до тех пор, пока не вылечится.

   Поклонившись, Гуфран вышел из комнаты.

   Я вновь посмотрел на дочь Марциала.

   - Почему она без сознания? - спросил у лекаря.

   Тот рукой указал на столик, на котором блестел стеклянный графин с мутной зеленой жидкостью.

   - Я напоил её настойкой умулуса, чтобы она хоть немного поспала. Пусть бедняжка отдохнет. Как только ей станет полегче, то вы сможете её наказать.

   Губы искривились в злой и насмешливой гримасе:

   - Испугались сегодня?

   Неожиданно девушка закричала. Горькие слезы брызнули из опухший глаз. Лекарь тут же оказался перед ней, наполовину налил в стакан пьянящей настойки и поднес к губам Моры. Но та часто-часто замотала головой, попыталась вскочить. Лицо налилось кровью. Истошный визг резанул слух.

   - Выпей же! - Голос лекаря Сертора был тяжелым и острым, как мой длинный меч.