Слышу поворот ключа в замке и пропускаю момент, когда кулак этого умельца прилетает мне прямо в бровь. Мороженое падает из моих рук. Что ж, вспомним студенческие годы. Следующий удар за мной, и ещё один. Всё-таки алкоголь затормаживает его реакцию, и мне это на руку. Проводники и парень в полицейской форме поспешно вбегают в вагон и разнимают нас.
Пьяного ссаживают с поезда, а я возвращаюсь в купе. Ольга встревожено выбегает и возвращается с аптечкой в руках.
– Садись, – командует она. – Зачем в драку полез?
– А мне что, надо было в сторонке постоять, мороженого поесть, пока он тебя тут…
– Он мог сломать тебе руку, а ты хирург, – она выкладывает какие-то баночки на столик, вату, бинт. – Разбираться с пьяными – дело полиции.
– Оль, я мужчина.
– Он бровь тебе рассёк, – смачивает бинт перекисью и прикладывает к моему лицу.
– Не смертельно. Зашивать не надо?
– Не знаю. Я ж не хирург. Сам смотри, – достаёт из сумочки дрожащими руками зеркальце и подаёт мне.
– Не, не сильно, – смотрю на свое отражение. – Затянется.
– Давай я зелёнкой обработаю.
Подходит ближе, наклоняется к моему лицу, осторожно касается ваткой раны и тут же дует на неё.
Втягиваю в себя аромат её едва уловимых духов. Адреналин, который до сих пор бушует в моей крови после драки, резко возрастает. Меня манит к этой женщине словно магнитом. Притягиваю её к себе за талию и накрываю её губы своими. Поцелуй наш будто продолжение этой драки. Наступление и сопротивление переплетаются между собой в нём.
– Крымов, ты очумел? – ошарашено смотрит на меня своими большущими глазками. Но вырваться не пытается.
– Давно. Ты просто забыла.
Целую её снова и снова, до тех пор, пока она не сдаётся и сама жадно не впивается в мои губы.
В этой ситуации я могу сказать только одно:
«Поздно нажимать на стоп-кран, когда тормоза уже сорваны».
Эпилог.
Три года спустя…
Я очень нервничаю. Глеб не берёт трубку, а за окном уже темнеет. И я то и дело хожу от окна к окну. Валерьянки, что ли, выпить. В тишине раздаётся трель телефона, и я спешу ответить.
– Приехали? – спрашивает дочь на том проводе.
– Нет, Вита. Жду.
– Он звонил?
– Нет.
Вижу вдалеке огни фар, приближающихся к нашему дому.
– Вита, они здесь. Я перезвоню.
Сбрасываю звонок и выбегаю на улицу.
Глеб паркует машину у дома, помогает Алёнке выйти из машины, а потом берёт на руки сонного сына.
– Привет, малышка, – встречаю девочку, помогаю ей справиться с детским чемоданом. – Пойдём в дом. Как погостили у дедушки с бабушкой?
– Хорошо. Мы ездили в дельфинарий.
– Круто. Я тоже хочу. Возьмёшь меня с собой в следующий раз?
– Конечно.
Увожу девочку в её комнату, пока Глеб укладывает сына в соседней комнате. Помогаю девочке принять душ, переодеваю в чистую пижаму, а затем читаю сказки до тех пор, пока она не засыпает. После чего спускаюсь на кухню, муж сидит за столом и отстранённо смотрит в пустоту.
– Кушать будешь? – тихо спрашиваю я.
– Нет.
Прохожу мимо него к холодильнику. Достаю бутылку водки, наполняю ею рюмку и ставлю перед ним.
– Думаешь, надо?
– Надо.
Он послушно выпивает её. Я присаживаюсь рядом. Он берёт мои ладони в свои и целует мои пальцы.
– Как прошёл суд?
– Марину лишили материнских прав. Теперь у них только один родитель, это я.
Решение подать на Марину в суд далось Глебу нелегко.
Два года назад Марина начала встречаться с мужчиной. Мы уже полгода как были женаты и искренне порадовались за неё, мужчина был достойным и обеспеченным. Хорошо относился к детям и с Маринки пылинки сдувал. Однако порше последней модели и дорогие костюмы завели нас в заблуждение. Никто и не мог предположить, что он сделает из неё героиновую наркоманку.
Он бросил её, и она переборщила с дозой. Её привезли на скорой к нам в клинику, Глеб принимал ту машину. Когда он увидел её, испытал дичайший шок: он просто стоял, как вкопанный, и даже не моргал. Она полуживая лежала на кушетке, изо рта шла пена, а он просто стоял над ней. Спас её Олег вместе и Иваном, с трудом откачали. А потом Глеб сорвался домой, к детям. На часах было три часа ночи, где и с кем сейчас они, он не знал. Я поехала с ним. Выбежав из лифта, мы услышали крик ребёнка, доносившийся за дверью его квартиры. Стёпка плакал, а Алёнка стояла рядом с ним, пытаясь его успокоить, но что может сделать маленькая девочка? Она лишь растерянно уговаривала мальчика плакать потише, чтобы соседи не услышали.
– Папа, – увидев Глеба, девочка заплакала, подбежала к нему и прижалась.
– Как давно вы дома одни? – спрашивает он, беря на руки сына. Целует его заплаканные щёчки.
– Не знаю, мама ушла в магазин и не вернулась.
– Когда мама ушла, на улице было темно или светло?
– Светло.
Глеб тихо выматерился.
– Он голоден, – шепчу я, смотря, как малыш пытается присосаться к щеке отца.
– На кухне, надеюсь, есть смесь. Алёночка, покажи тёте Оле, где мама хранит баночку со смесью.
Девочка послушно взяла меня за руку и отвела на кухню. Там я приготовила бутылочку и отнесла Глебу. Он накормил ребенка и усыпил его. За это время Алёнка тоже уснула, свернувшись калачиком в кресле.
– Что делать будем? – спрашивает он, держа на руках малыша.