Я не верю

– Как ты жила без меня? – сам не знаю, зачем спрашиваю это. Время прошло, оно упущено, и от этого разговора оно не вернётся вспять, но мне хочется знать, как ей было плохо одной, без меня.

– Глеб, я не хочу об этом говорить.

– Я год искал тебя. Я дико скучал.

Неловкое молчание виснет между нами, я смотрю на неё, она – в окно. Там ничего не видно, но она не отводит взгляда.

– Оль?!

– Мне тоже было трудно, Вита первые три месяца буквально сводила меня с ума, то срыв, то затишье, и опять срыв. А потом всё как-то успокоилось, наладилось. Я вышла на работу, дочь поступила в университет, – она опускает взгляд вниз. – Но я думала о тебе, честно, думала. Когда узнала, что у тебя дочь родилась, очень хотела позвонить и поздравить, но так и не решилась.

– Алёна мне не дочь.

– Я знаю.

– Откуда? Не похожа она на меня?

– Я женщина, Глеб. И как все представительницы этой категории очень любопытна. Я посчитала сроки и поняла, что забеременеть Марина должна была в тот период, когда мы были вместе. А в твою измену я верить не хотела, точнее, я была уверена, что ты бы так не поступил со мной.

От её признания я растерялся.

– Я бы никогда тебе не изменил. Ты была единственной женщиной, которой я восхищался и которую я безгранично любил. Ты вспоминала обо мне?

– Вспоминала и по ночам плакала в подушку, – признаётся она, и я вижу усталость в её глазах. – К чему эти вопросы?

– Чтобы понять, что всё было не зря.

– Всё в этой жизни для чего-то.

– Ты ещё скажи, что всё, что не делается, делается к лучшему.

– И скажу. У тебя сейчас двое детей. А если бы мы продолжили наши отношения, то вряд ли бы я родила тебе. После аборта у меня с этим делом проблема.

– Ты делала аборт?

– Да, забеременела через три месяца после рождения Виты. Врачи запретили рожать, выписали направление на аборт, муж настоял, чтобы следовала рекомендациям врачей. Может, поэтому он мне и изменил, захотел ещё детей, а я не могла.

– Ты ищешь оправдание его измене?

– Так мне легче её принять. Когда есть причина, которая кроется в твоих недостатках, не так больно.

– Если бы он любил тебя, то никогда бы не посмел причинить тебе эту боль.

– Давай не будем об этом говорить.

– Согласен. Сменим тему. Вита вышла замуж?

– Да, скоро родится мой внук.

– Где она с ним познакомилась?

– В клинике. Игорь – сын её лечащего врача. По сути, он и вывел её из этого депрессивного состояния. Очень быстро у них всё закрутилось, свидания, свадьба, беременность. Она очень изменилась.

– Я рад, что в её жизни всё наладилось, – искренне признаюсь я.

– Чай, кофе? – бесцеремонно в наш разговор встревает проводница, открыв неожиданно дверь.

– Нет, спасибо, – отвечаю я за нас двоих.

– Следующая стоянка продлится двадцать минут, если будете выходить на перрон, не забывайте следить за временем. Ждать никого не будем.

– Понятно.

Поезд замедляет ход, появляются огни ночного города. Ольга встаёт со своего места, накидывает на плечи олимпийку от костюма.

– Ты куда?

– Хочу воздухом подышать.

– Пойти с тобой?

– Не надо. Я хочу одна постоять.

Она проходит мимо меня, открывает дверь, но не успевает выйти.

– Оль, откуда у тебя эти часы?

– Часы? – разворачивается она, смотрит с непониманием.

– На твоей руке, золотые.

– Мамины. Папа на годовщину свадьбы дарил ей.

– Ты их раньше не носила.

– Застёжка была сломана. Виталина нашла их в старой коробке после переезда, отремонтировала, вот теперь ношу. А что?

– Красивые.

Дверь купе закрывается за ней, скрывая от её взгляда мою улыбку. Не мужик ей этот подарок преподнёс. Мамины. И чёрт его знает, почему меня это радует.

Несколько минут сижу в купе, мимо проходят люди, кто-то выходит с вещами, кто-то выходит покурить, а кто-то – просто размять ноги. Размять ноги не мешало бы. Тоже надеваю олимпийку. Ночная прохлада и запах сигарет – вот, что я чувствую, спустившись на перрон. В метрах пятидесяти стоит привокзальный ларёк, и мне безумно захотелось мороженого. Найдя взглядом Ольгу и убедившись, что с ней всё хорошо, я иду к магазинчику.

– Доброй ночи. Два эскимо, пожалуйста.

– Сынок, купи последние четыре, да я закроюсь, – с мольбой в голосе просит меня старушка лет шестидесяти. В её возрасте дома на диване у телевизора лежать надо, а не мороженым торговать по ночам.

– Давайте четыре.

– Ой, спасибо, сынок, держи.

Возвращаюсь к своему вагону, Ольги не вижу. Видимо, надышалась уже. Да, собственно, и дышать то не чем здесь, кроме сигаретного дыма.

– Пусти, говорю, – доносится до меня пьяный мужской голос. – Открывай, сука.

Вот это высокие отношения, небось, пока пили вместе, она ягодкой была, а сейчас чем-то не угодила.

Не понял.

Этот пьяный субъект долбится в моё купе, и я подозреваю, что так «лестно» он отзывается об Ольге.

– Вы дверью не ошиблись? – интересуюсь я, подходя к мужчине.

– Чего? – пытается сфокусировать на мне ошалелый взгляд.

– Это моё купе, – поясняю я.

– Иди нахер, мужик, – отвечает мне он и снова ударяет кулаком по двери. – Открывай, я сказал.

– Отойди от двери, – хватаю мужика за шкирку и отталкиваю в сторону. – Оль, это я.