Я ненавижу свою шею

1963 год. Газетчики бастуют, а я пишу пародию на New York Post. Редакторы Post не в восторге, зато издатель под впечатлением. «Если она может пародировать Post, значит, может и работать в Post», — заявляет она и приглашает меня на работу. По окончании забастовки я прохожу недельный испытательный срок. В редакции пыльно, темно и мрачно. Старые столы разваливаются. Ужасно пахнет. Телефонов не хватает. Редактор отправляет меня в аквариум Кони-Айленда писать заметку о двух тюленях-хохлачах, которых привезли туда для спаривания. Тюлени, однако, категорически отказываются общаться. Я пишу заметку. Смешную. Сдаю. Слышу, как за редакторским столом кто-то смеется. Значит, им тоже смешно? Меня нанимают на постоянную работу. Никогда еще я не была так счастлива. Моя мечта осуществилась, а мне ведь всего двадцать два.

Возможно, я все-таки не буду всю жизнь работать репортером

Однажды мы с коллегами-репортерами и управляющим редактором идем в бар недалеко от Post. На улице дождь. Мы выпиваем достаточно много, и редактор приглашает нас в гости — у него дом в Бруклин-Хайтс. Возле дома он говорит мне: «Встань на крылечко». Над окном навес. Я встаю на крыльцо, он дергает за навес, и на меня выливаются ведер пять воды. Я мокрая как мышь, а наш редактор считает, что это очень смешно.

Моя жизнь меняется

Я пишу статью для журнала о том, каково это — иметь маленькую грудь. Теперь я писатель.

Что мне говорила мама (часть 2)

Я понимаю, что, когда мама говорила «из всего можно сделать репортаж», то она на самом деле имела в виду вот что: когда ты поскальзываешься на банановой кожуре, смеются над тобой; но когда ты рассказываешь, как поскользнулась на банановой кожуре, то можешь посмеяться вместе со всеми. Ты становишься героем, а не жертвой насмешек. Вероятно, она имела в виду именно это.

А может быть, и не надо ничего додумывать, может, она имела в виду только то, что сказала.

Умирая в больнице, она обратилась ко мне: «Ты же репортер, Нора. Записывай». Думаю, это не то же самое, это не «из всего можно сделать репортаж».

Мама умерла от цирроза, но непосредственной причиной ее смерти была передозировка снотворного, которое дал ей мой отец. Тогда мне не казалось, что из этого можно сделать репортаж.

Но моя сестра Эми решила иначе и написала об этом в своей книге. И разве можно ее винить?

Как она умерла: моя версия

Мама лежит в больнице. Каждый день отец звонит и сообщает: конец, они отключают ее от системы жизнеобеспечения. Но этого не происходит. Маму выписывают, и она возвращается домой. Проходит несколько дней. Как-то раз отец говорит: отпущу-ка я сиделку на ночь. Позднее тем же вечером он звонит мне сказать, что мама умерла. Уже приезжали из похоронного бюро и забрали ее тело. Я еду к ним. Четыре утра. Я сижу с папой, а потом мы решаем вздремнуть — завтра предстоит длинный день. Он достает из кармана пузырек с маминым снотворным. «Врач прописал на случай проблем со сном, — говорит он. — Смой их в унитаз». Я иду в туалет и послушно смываю таблетки. Наутро приезжают сестры, и я рассказываю про снотворное.

— А ты посчитала, сколько там было таблеток? — спрашивает Эми.

— Нет, — отвечаю я.

— На нет и суда нет, — говорит она.

Брак номер один — шесть лет

Мой первый муж был совершенно замечательным человеком, хоть и питал нездоровую привязанность к своим котам. В 1972 году, в период расцвета женского движения, разводились все, кому не лень, даже те, чьи мужья привязанности к котам не питали. Мой муж хотел, чтобы мы поехали в Африку на фотосафари, а я сказала:

— Не могу.

— Почему? — спросил он.

— Это очень дорого. И потом, если мы разведемся, мне будет ужасно неудобно, что ты потратил столько денег, чтобы свозить меня в Африку.

— Не говори ерунду, — ответил муж. — Я люблю тебя, а ты меня, и мы не собираемся разводиться. Но даже если разведемся, ты — единственный человек, с кем я хочу поехать в Африку. Едем, и точка.

И мы поехали. Поездка была замечательная. А когда мы вернулись, я сказала мужу, что хочу развестись.

— Но я же тебя в Африку свозил! — удивился он.

Нарочно не придумаешь