Я ненавижу тебя! 3 и 4 книги

– Я нормально, – прошептала она, обнимая себя обеими руками и смотря в пол.

– Я вечером заеду за тобой, будь готова к шести, – сказал он ей, убирая руку.

– Хорошо, – кивнула она, так и не подняв на Германа своих глаз.

Ее щеки пылали, руки и ноги тряслись, и ей явно нужно было отдохнуть, но Лине некогда было отдыхать, у нее еще очень много дел, правда она совершенно не помнила каких. Единственное, что она помнила, так это то, что у нее на столе лежит график назначений, и надо как-то до него добраться.

Герман еще пару мгновений посмотрел на девушку, своим горячим взглядом, и понимая, что если еще задержится хоть на минуту, то не вытерпит и опять нападет на нее, он развернулся и быстро заглянув в ванную комнату и посмотрев на себя в зеркало, вышел из комнаты.

Вот только стоило ему пройти пару шагов, как он вспомнил, что ляпнул, когда завелся, и начал трахать эту горячую штучку.

Он чуть не зарычал от злости. Герман настолько потерял над собой контроль, что умудрился рассказать очень ценную информацию, за которую не только рабочее место можно было потерять, но и собственную жизнь.

Он резко развернулся на сто восемьдесят градусов и вернулся обратно в палату.

Лина поняла, что если она сейчас же не примет прохладный душ, то точно уснет, причем прямо на полу, рядом с койкой комотозника.

Она уже открыла дверь в ванную комнату, как в палату буквально ворвался Герман, пылающий гневом.

Лина даже рот не успела открыть, чтобы спросить его, что случилось, как оказалась затолканной в ванную комнату, и пригвожденной руками Германа к двери.

Причем он проделал все это с такой скоростью, и силой, что единственное, что она ощутила, как это боль в спине и затылке, когда уже ударилась о дверь, а также боль в плечах от впившихся жестоких пальцев мужчины в ее кожу.

– Если ты, хоть кому-нибудь, хоть словом заикнешься, о том, что я тебе сказал, я тебе лично язык вырву и на мелкие кусочки порежу, а потом пожарю и тебе же его скормлю, – таким гневным голосом зарычал он ей прямо в лицо, что у Лины все поджилки от страха и ужаса затряслись.

А через несколько мгновений, такое разочарование и обида отразились в ее заблестевших от пока еще непролитых слез глазах, что Герман ощутил, как комок плоти в его груди резко пронзило невозможно сильной болью, что ему пришлось глаза закрыть и сцепить зубы, чтобы не застонать. Это боль его еще сильнее разозлила. Он ненавидел чувствовать чужие эмоции, а эту женщину он ощущал острее всех.

Герман разжал руки и отошел от нее, чтоб хотя бы на расстоянии вернуть контроль своим сраным эмоциям, которых, ни хера не должно быть вообще!

Лина сжалась, пытаясь просочиться сквозь дверь, стоящую у нее за спиной.

Она ничего не понимала, о чем говорил ей Герман, за что он на нее напал, но поразмыслив, она подумала, что он просто хочет скрыть их встречи. И осознание этого, словно током пронзило ее мозг. Ей стало невыносимо обидно, а когда-то после развода с мужем затухший уже комплекс неполноценности запылал новыми красками.

Это насколько же она отвратительная, если один мужчина женился на ней только лишь для того, чтобы использовать в своих целях, а второй превратился в бешенного психопата, при мысли о том, что кто-то узнает об их отношениях?

«Конечно, – с горечью подумала она, – какое может быть хорошее отношение к женщине, если она сначала ведет себя, как истеричка, а потом позволяет себя поиметь везде и всюду, да еще и при людях? Ему, наверное, просто противно стало, от того, что она ведет себя, как обычная шлюха, вот он и не хочет, чтобы кто-то узнал об их связи. Господи, какая же она грязная…»

Лине безумно хотелось заплакать, но она понимала, что будет выглядеть жалкой в глазах мужчины и, сглотнув ком горечи подкатившийся к ее горлу, она выпрямилась и безжизненным тоном начала ему отвечать, стараясь не смотреть в лицо Германа:

– Я никому ничего не скажу, Герман Львович, можете не переживать, от меня, о нашей с вами связи ни одна живая душа не узнает.

– Что? – переспросил Герман, так как не совсем понял, о чем говорит Лина, ведь в этот момент он старался отгородиться от ее эмоций.

– Я сказала, что от меня о нашей с вами связи никогда никто не узнает, я клянусь, что буду держать рот на замке, – отчеканила она чуть дрогнувшим голосом, опять стараясь не смотреть на Германа, и боясь увидеть брезгливое выражение на его лице.

Герман смотрел на нее какое-то время, пытаясь переварить ее слова, но никак не мог вникнуть в их суть.

– Какого хрена, ты что меня, мать твою, за дебила считаешь? Какую херь ты городишь? – опять зарычал он, чувствуя, что ситуация полностью уходит из под его контроля.

В глазах Лины опять мелькнул страх, и она, обняв себя руками вся скукожилась, вновь царапая изнутри Германа своими эмоциями и тихо повторила:

– Я сказала, что от меня никто ничего не узнает.