Я невинность потерял в борделе

Пригублю я тоже чарку,
И продолжу свой рассказ,
Девки голые вповалку
Спят — похабство напоказ.

В завиточках блохи скачут.

Кот тоскует на полу.
Девки пьяные, а значит,
Не откажут никому.

Жарко. Девки запотели.

Молодые. Самый сок.
Подходи, кто в этом деле
Знает вкус и знает толк.

Камердинер рот раззявил,

Но он ебарь никакой.
Между тем чета хозяев
Удалилась на покой.

До постели друг сердечный

Нес Аглаю на руках.
Постоим и мы со свечкой,
И посмотрим — что и как.

На пуховую перинку,

На дубовую кровать…
Сам ей ноженьки раздвинул,
Приказал Косима звать.

Миг прошел. Косим — уж вот он!

Только скрипнуло крыльцо!
Пахнет кучер конским потом,
Застоялым жеребцом.

И, запутавшись в нарядах,

Заспешил Косим, кружа.
А графиня гак и рада,
Только губоньки дрожат.

Взглядом граф его одобрил.

Кучер молвил: «Е-мое!»
И, достав свою оглоблю,
Ввел до самых до краев.

— Не суди, граф, коль угроблю.

Велика твоя цена.
Но Аглаина утроба
Вся, как роза расцвела.

Целовал Косимка груди,

И Аглая стала плыть…
О! Косимка не забудет!
Будет внукам говорить.

Граф курил кальян. Дивился:

«Вот работа на заказ!»
И у графа пробудился
Змей трехглавый — в самый раз!

Только барыня строптива.

Показать охота прыть.
По-французски рот открыла —
Змея хочет проглотить.

С белых ляжек сок закапал,

Да испаринка меж губ…
Только змей не лез нахрапом,
Терся возле и вокруг.

И Аглая змея мучит.

Хочет крикнуть: «Караул!»
Вот и сдался гад ползучий,
Прямо в логово нырнул.

Все увидел. Все подслушал

Ваня — верный их холоп.
Быстро сбегал на конюшню,
Серп и молот приволок.

Нехорошее замыслил:

«Всех изрежу на ремни!»
Ведь холоп всегда завистлив,
Хоть услужлив, но ревнив.

Поплевав в ладони, ахнул

Изо всех холопских сил.
Млатом он ударил графа,
А графине серп вонзил.

Первый был удар удачен.

И второй удар — как раз!
Ване каторгу назначат.
И… кончается мой сказ.

Прежних графов нет в помине.

Их поместья разорят.
Но в почете и поныне
Серп и Молот в Бондарях.

ЭПИЛОГ