Вот почему я утверждаю, что тот, кто сможет сохранить самообладание, должен воздерживаться от поцелуев с красавцами.
Тут Хармид сказал:
– Но почему же, Сократ, нас, друзей своих, ты так отпугиваешь от красавцев, а ты сам, клянусь Аполлоном, как я однажды видел, прислонил голову к голове Критобула и обнаженное плечо к обнаженному плечу, когда вы оба у школьного учителя что-то искали в одной и той же книге?
– Ох, ох, – сказал Сократ, – так вот почему, словно какой зверь меня укусил, у меня пять с лишним дней болело плечо, и в сердце как будто что-то царапало. Но теперь, Критобул, я при стольких свидетелях заявляю тебе, чтоб ты не дотрагивался до меня, пока подбородок у тебя не будет так же покрыт волосами, как голова.
Так они вперемешку то шутили, то говорили серьезно.
– Теперь твой черед говорить, Хармид, – сказал Каллий, – на каком основании ты гордишься бедностью.
– Всеми признано, – отвечал Хармид, – что не бояться лучше, чем бояться, быть свободным лучше, чем быть рабом, получать услуги лучше, чем самому ухаживать за кем-то, пользоваться доверием со стороны отечества лучше, чем встречать недоверие. Так вот, когда я жил богато в Афинах, я, во-первых, боялся, что кто-нибудь пророет стену моего дома, заберет деньги и мне самому сделает какое-нибудь зло.
Затем мне приходилось ублажать сикофантов: я знал, что они мне скорее могут повредить, чем я им. Кроме того, город всегда налагал на меня какие-нибудь расходы, а уехать никуда нельзя было.
А теперь, когда заграничных имений я лишился и от здешних не получаю дохода, а, что было в доме, все продано, я сладко сплю, растянувшись; город мне доверяет; никто мне больше не грозит, а я уже грожу другим; как свободному, мне можно и здесь жить, и за границей; передо мной уже встают с мест и уступают дорогу на улице богатые. Теперь я похож на царя, а тогда, несомненно, был рабом. Тогда я платил налог народу, а теперь город платит мне подать и содержит меня.
Даже за дружбу с Сократом ругали меня, когда я был богат; а теперь, когда стал беден, никому больше нет никакого дела до меня. Мало того, когда у меня было много всего, я постоянно что-нибудь да терял – либо по милости города, либо по воле судьбы; а теперь ничего не теряю, потому что и нет ничего у меня, а всегда надеюсь что-нибудь получить.
– Значит, – заметил Каллий, – ты даже молишься о том, чтобы никогда не разбогатеть, и, если увидишь какой хороший сон, то приносишь жертву богам, отвратителям несчастий?
– Ну, нет, клянусь Зевсом, – отвечал он, – этого-то я не делаю; напротив, очень люблю идти на опасность и твердо выдерживаю ее, если где надеюсь что-нибудь добыть.