Я никогда не

Неудачнику Юну было нечего делать в пятницу вечером, и примчался он тут же, и хотя в этом ресторане Юн еще ни разу не был, и хотя ему не хватало чутья, как устроены рестораны: где основной вход, в какой зал правильно будет повернуть, чтобы сразу нас найти, – в курящем зале искать нас не потребовалось. Мы отплясывали втроем, и отсутствие танцпола нас никак не сковывало – я самозабвенно изображала супермодель, прохаживаясь между рядами столов, Бахти и ее папа, зажмурив от удовольствия глаза, выделывали неожиданные, но пластичные движения под звонкий хит 80-х.

– You should never jump of the Merry-go-round[18], – провопила подбежавшая к Юну Бахти и взяла его за две руки. – Папа! – заорала Бахти, перекрывая довольных музыкантов. – Пап!

Лесбек кивнул дочери, не прекращая трясти своей большой круглой головой.

– Доча!

– Папа, это мой первый парень! – Она подвела к отцу сопротивлявшегося Юна. – Мой самый первый парень, представляешь!

– Сейчас мы за него выпьем! – Лесбек, танцуя, подошел к нашему столику, на котором уже стоял новый графин и рюмки. – Олежа! Ооо-лег! – позвал он, и наш официант Олег возник из ниоткуда. – Четвертую рюмку, у нас тут, видишь, пополнение!

Мы с Бахти тем временем взяли Юна под руки с двух сторон для вариации канкана. Я сделала смелый мах ногой, о котором всегда мечтала, и мой мохнатый тапок слетел со ступни и сбил торшер возле одного из столов.

– Кора, кроме вас никто не танцует! – Юн попытался отвести меня к диванчику и усадить.

– Нет, нет, мужики не танцуют! – пропели мы с Бахти в один голос.

– Девочки. – Он приобнял нас, но мы замкнули круг и понеслись в сиртаки.

– Кора, твоя обувь. – Юн правильно подумал, что это меня образумит: вспомнив о тапке, я без предупреждения отпустила Бахти, так что она едва удержала равновесие, и отправилась к столику, который стерег мой слайдер.

За столиком сидели одни парни, четверо или пятеро – симпатичные прощелыги с платками в нагрудном кармане, в сладких облаках вейпов – они подали мой черный, с пушистым длинным мехом, тапок так галантно, будто это была золотая атласная туфелька.

– Доча, тост! – завопил Лесбек и протянул Бахти и Юну по рюмке. – А где наша Корочка? – спросил он, хотя я стояла как раз напротив и все слышала.

Размахивая рукой с вновь обретенным тапком, я продолжала что-то втирать собравшимся – они кивали мне и приглашали за свой стол, но я хотела к своим.

– Ко-ра, Ко-ра, Кор-лан, – начали скандировать Бахти и ее папа. – Коооо-рааа!

Юн вызвался забрать меня назад.

– Не забирайте ее! – возмутился стол с погасшим торшером.

– Она вернется, – пообещал Юн.

– Я вернусь! – Я страшно обрадовалась этой перспективе.

Юн взял меня под локоть.

– Какой ты сегодня, – я с трудом сфокусировала взгляд, – какой ты сегодня бесстрашный.

– Я поднимаю свой бокал…[19] – встретил нас отец.

– Чтоб выпить за твое здоровье! – подпели мы с Бахти.

– И не вином хочу быть пьян, – распелся папа.

– Папа! – прервала его Бахти. – Папа, это Юн!

– Олег! – К отцу подошел официант, кореец около сорока. – Олежа, они утверждают, что это – Юн.

– Стало быть, так оно и есть, – нашелся тот.

– Ну какой из него Юн! – нахмурился папа. – Ты его признаешь? Признаешь за своего?

– Папа, да он метис! Как я, полурусский! У него, как у меня, мама русская!

– Я Саша. – Юн протянул отцу руку для пожатия.

– Алегзандр, – сказала я.

– За полурусского корейца Александра Юна! – торжественно сказал отец. – Залпом.

Отец тут же снова наполнил рюмки.

– Мы должны выпить за нашу интернациональную Алматы, – сказал папа.

– Было, – помотала я головой.

– Александр Юн не пил за Алматы, – возразил папа.

– Том Джонс! – вскрикнула Бахти.

Мы не дали Юну времени на лимон и потащили танцевать.

– Много кислого есть нельзя! – прокричала Бахти.

– Особенно на ночь! – Я поддержала ее.

Том Джонс нас вымотал.

– Есть хочу. – Я открыла меню.

– Профитроли! – У Бахти загорелись глаза.

– Три порции профитролей, – сказал папа Олегу.

– А я хочу соленое и острое.

– И еще три порции соленого и острого, – добавил папа.

– Дядя Лесбек, вы забыли про Юна.

– Мне не надо, спасибо, я не, – замахал руками Юн, но отец Бахти и ему заказал все то же.

– Самое большое счастье, – сказал он с прибытием свежего графина, – это когда у мужчины есть дочь. Ты, Юн, этого еще не знаешь, но если тебе родят дочку – ты всю жизнь должен быть благодарен ее матери. Я Бахтише звоню вечером, она не колеблясь зовет: «Папа, приходи, нам с Корочкой без тебя скучно». Наша мама будет нас ругать, правда.

– Мы ей не скажем! – возразила Бахти.

– Дочь, она узнает.

– Мы по отдельности вернемся!

– Вот это другое дело. Другими словами – предлагаю тост за дочек.

Юн попытался отодвинуть бокал.

– Я не планировал сегодня, – начал оправдываться Юн.

– За меня я тебе пить не предлагаю, – серьезно сказал дядя Лесбек. – Но за наших Бахтишу и Корочку, за моих славных дочек, ты выпьешь стоя – и до дна.

– И без лимона! – подхватили мы с Бахти.

Закончив с гигантской тарелкой политых шоколадом заварных пирожных, я вдруг почувствовала, как меня клонит в сон.

– Я домой хочу. – Я потянулась за телефоном.