Я никогда не была спокойна

Она была очень сдержанной женщиной, не любила говорить о пустяках. Одевалась старомодно, носила очень длинные юбки, а на голову часто надевала сеточку. Ее революционное прошлое придавало ей флер славы, но когда она начала высказываться против обогащения руководителей, ее отодвинули на задний план, и те же товарищи, которые некогда льстили ей, стали говорить, что она сумасшедшая и у нее дурной глаз, потому что она всегда вспоминала «наших павших» и читала свои стихи, посвященные мученикам. Когда она была рядом или произносилось ее имя, все произносили заклинания против сглаза[633].

Как раз одно из ее стихотворений называется «Нашим мученикам (от Маттеотти до братьев Росселли)»:

Когда смерть забирает
Того, кого мы любим,
И память о нем исчезает,
И пропасть забвения поглощает его,
Это преступление, которое совершили мы.
Слишком быстро выросла трава
На земле, где ее скосила смерть,
А мы только и сделали, что
Бросили букет цветов
На останки убитых героев.
Тот не силен, кто бежит от горя:
Скорбь, траур,
Память о погибших
Делает нас сильными,
Помогает всем нам бороться,
Отомстить
За наших мучеников, за наших героев.
Погибших за нас, погибших за вас…[634]

А новые политические столпы хотят их забыть. Они хотят жить настоящим, которое дает им власть и место под солнцем в новой республике. Друзья «бандитов» фыркают, партийный водитель Ромолетто, скрестив пальцы, чертыхается каждый раз, когда ему волей-неволей приходится ехать за «той, с дурным глазом». Анжелика тяжело переносит одиночество, и у нее случается нервный срыв.

«В 1962 году, – вспоминает Джаннелли, – эти господа заперли ее в римской психиатрической клинике. Я узнал об этом и забрал ее к себе домой на улицу Ронченьо». Вильгемина, жена Джорджо, хорошо помнит «госпожу Анжелику». Ей приходилось помогать ей залезать в ванну: кроме того, что ей было много лет, она была настолько маленького роста, что не могла самостоятельно перелезть через бортик. «Какой она была хороший человек, очень добрая, вежливая, никогда не давала понять, что она историческая личность, а я домохозяйка». «А помнишь, – спрашивает Джорджо жену, – как ты ходила по дому, изображая ее? Балабанова всегда была у телефона, ей звонили со всего мира. Когда она жила у нас, телефон постоянно звонил, а она сидела рядом и разговаривала на всех языках с этим своим русским акцентом… Между собой мы называли ее Синьора Бонзи-Бонзи, и моя жена ее изображала…» Джорджо также вспоминает, как во время обеда Анжелика отругала его отца за то, что он обращается с женой как со служанкой: «Неужели вы не уважаете свою жену и мать ваших детей?»

Анжелика несколько месяцев жила в доме Джаннелли. Сарагат, который уже поселился в Квиринале, вытеснив оттуда Ненни, устыдившись, попросил Танасси найти дом для старой революционерки. Ее поселили на улице Вальчизоне, 26, в Монтесакро. Лечащим врачом был Антонио Грио. К ней приходил и психиатр Эрнесто Скеттини. Ей выписывали валерьянку, нейробион, пассифлору – седативные средства от нервного истощения.