Прощание проходило в штаб-квартире римской федерации ИСДП, на виа дель Тритоне. Похороны были на Пьяцца дель Пополо. Шел дождь. Пришел Ненни. Сарагата видно не было, был лишь протокольный венок с надписью: «Дорогой Анжелике Балабановой». Ее похоронили в Риме, на некатолическом кладбище Пирамиды. Она просила похоронить ее рядом с учителем Антонио Лабриола. Ее могила находится в русской части, через четыре ряда от могилы Антонио Грамши[636]
. В своем завещании она просила уничтожить все ее письма и бумаги:Похороны должны быть гражданскими. Никаких венков, только красные гвоздики, пусть их бросят те, кто любил меня, разделял мои стремления к социалистическому обществу, к торжеству человеческой Свободы и Правды.
Эта книга – дань уважения, которого она заслуживает. Уважения к женщине, которая порвала с Муссолини и Лениным. К «социалистической святой», ставшей антикоммунисткой, неумолимо бичевавшей человеческие и политические слабости итальянских левых. И поплатившейся за это изоляцией, одиночеством. Хотя «неудобной моралистке» было бы что возразить и по этому поводу. В 1960 году она надиктовала статью, которая была опубликована в газете La Giustizia и в которой она вспоминает о разрыве с большевиками как о лучшем дне в своей жизни и говорит, что ей не нужно ни прощения, ни понимания:
«Я не хочу никакой реабилитации. Я была первой, кто выбрал для себя не только Свободу, но и великую, неизмеримую привилегию остаться верной Социализму и, думаю, должна гордиться всеми теми, кого я, может быть, побудила последовать моему примеру.
Я никогда не была спокойна.
Но сегодня я обрела покой.
Я умираю»[637]
.