Я, Николай II... Верховный Главнокомандующий (СИ)

Вот что мне надо, чтоб хоть что-то изменить в ожидающей меня участи!

Засомневался… Посидел, подумал – может, что ещё что умное придумаю. Нет, как назло - ничего больше в голову не лезет…

Ладно, пора действовать! Ещё, что может спасти меня от разоблачения - это уверенность в поведении и, даже некая наглость – мол, происходящая от полной уверенности в свой правоте и безнаказанности. Столько раз она меня в той жизни – в «пост-реформенный» её период, спасала! Неуж, не спасёт и в «дореволюционный»?!

Не дай Бог, начну мямлить и сопли жевать как Иван Васильевич при «перемене профессии»:

- «Вельми понеже… Весьма вами благодарен! Поелику мы… зело… на самолёт опаздываем»!

«Неужель, не увижу никогда больше этой божественной комедии?! – всё моё естество воспротивилось, - О, НЕТ!!! Только не это!».

Впрочем, в это время Булгаков живой и… Наверное, он сейчас всё ещё простой врач и, даже не задумывается об литературной деятельности. Надо будет… Ладно, как разгребу со всем, обязательно познакомлюсь с ним и подскажу великому писателю парочку забавных сюжетов про попаданцев в прошлое и вселенцев… В животных!

ХАХАХА!!!

[1]Цесаревич Николай и его спутник принц Георг Греческий, в изрядном подпитии, забрели в синтоистский храм и там, идиотски хихикая, начали колотить тросточками по священным для синтоистов храмовым колоколам.

[2]2 марта 1917 года император Николай II на железнодорожной станции Дно был вынужден подписать Акт об отречении. Получив об этом сообщение из Ставки, генерал Гусейн Хан Нахичеванский отправил начальнику штаба Верховного главнокомандующего генералу М. В. Алексееву телеграмму:

«До нас дошли сведения о крупных событиях. Прошу Вас не отказать повергнуть к стопам Его Величества безграничную преданность гвардейской кавалерии и готовность умереть за своего обожаемого Монарха. 2370. 3 марта. 14 ч. 45 м. Генерал-адъютант Хан-Нахичеванский.»

Однако генерал-адъютант Алексеев не передал телеграмму императору. Генерал-лейтенант А. И. Деникин отмечал в своих «Очерках русской смуты»:

«Многим кажется удивительным и непонятным тот факт, что крушение векового монархического строя не вызвало среди армии, воспитанной в его традициях, не только борьбы, но даже отдельных вспышек. Что армия не создала своей Вандеи… Мне известны только три эпизода резкого протеста: движение отряда генерала Иванова на Царское Село, организованное Ставкой в первые дни волнений в Петрограде, выполненное весьма неумело и вскоре отмененное, и две телеграммы, посланные государю командирами 3-го конного и гвардейского конного корпусов, графом Келлером и ханом Нахичеванским. Оба они предлагали себя и свои войска в распоряжение государя для подавления «мятежа»…»

************************************************************************************************

[3]«Примечательным, но, возможно, мало кому известным фактом является то, что у царя всея Руси никогда не было личного секретаря. Он так ревниво относился к своим исключительным правам, что собственноручно запечатывал конверты с собственными повелениями. Он доверял слуге эту примитивную работу только в том случае, если был очень занят. А слуга был обязан предъявить запечатанные конверты, дабы хозяин мог убедиться, что тайна его переписки не нарушена.

У царя не было секретаря. Официальные документы, письма не слишком частного характера составлялись, конечно, третьими лицами. Танеев писал рескрипты на награды сановникам. Министр двора готовил официальные письма членам царской семьи. Корреспонденцией с иностранными монархами занимался министр иностранных дел – и так далее.

Но были и другие задачи, которые мог выполнять личный секретарь самодержца, – например, готовить отчеты, подписывать важные бумаги, следить за делами особой важности, принимать корреспонденцию и тому подобное. Дел было достаточно, чтобы загрузить работой трех доверенных секретарей.

Но в этом-то и состояла проблема. В дела пришлось бы посвящать третье лицо, а царь не мог доверять свои мысли чужому.