Я никому не скажу

Вечер его дня рождения прошел у нас, я бы сказала, традиционно и «как у больших»: дизайнер «Мечты» дал мне напрокат платье, сопроводив его десяти минутной лекцией, что вернуть вещь надо в идеальном состоянии, иначе я не только платья больше не дождусь, но и на порог мастерской не зайду. И мы пошли в ресторан. Домой Андрей вернул меня в одиннадцать, ведь следующий день был рабочий. Мне тоже хотелось выспаться, к тому же я выпила вина и меня слегка качало. Но настроение было – лучше не придумаешь. Сказав маме с папой, что иду спать, я вошла в комнату, и… в окно осторожно постучали.

Я распахнула створки.

– Напишу в домоуправление, чтобы эту лестницу срезали.

Андрей перелез через подоконник, глянул на часы и шепотом сказал:

– У меня еще полчаса день рождения. Сделай мне подарок.

– Что, ракушки не понравились?

– М-м-м… Представляешь, пришла ты ко мне в прошлом декабре, а я подарил тебе ракушки…

И пошел задвигать дверь креслом…

А под утро выбирался обратно в окно, а я держалась за подоконник и обливалась холодным потом от страха. Надо запретить ему эти фокусы раз и навсегда…

Ехать к Даньке на кладбище я боялась. Вспоминался прошлый раз, похороны Водовозова-старшего, равнодушный, ненастоящий Андрей. Я опасалась, что он, чтобы быть спокойным, опять наглотается лишних таблеток. Еще у меня была мысль вообще не ехать с ним – пусть один, ведь передо мной надо следить за своими реакциями. Это был главный, пожалуй, недостаток в наших отношениях. Он никак не мог принять тот факт, что я люблю его любым: взвинченным, заторможенным, обычным… Все старался быть для меня получше. Наверное, я сама была виновата, что ушла тогда в выходные, дала повод думать, что не все выдержу… И теперь с этим ничего не поделаешь…

Но обошлось без плохого. Если визит на кладбище к погибшему другу вообще можно посчитать за неплохое. Андрей не передозировал лекарства, не впал в депрессию, взял меня с собой и выглядел почти нормально. То есть ему, конечно, было грустно, но объяснимо, как и должно было быть… А вот с Ольгой Владимировной чуть не случилась истерика. Когда мы вечером сидели у них на кухне, а Андрей на несколько минут вышел, она принялась вытирать слезы и говорить, что думала – сын ее никогда не простит и к ним никогда не вернется. Видно было, что она сдерживается, чтобы не разрыдаться по полной программе… Хотя, казалось бы, теперь повода нет.

Но когда в сентябре Андрей решил снова жить отдельно, я понимала, почему Ольга Владимировна против. Павел Ильич был противоположного мнения: если может – пусть живет. А мне оставалось только подождать, чего они там решат…

Он

В сентябре я сделал новую попытку самостоятельной жизни… Уехать на окраину города, где квартиры подешевле, родители мне не дали. Сказали, что пока будут помогать со съемом, по крайней мере в этом учебном году, только жить я должен недалеко от них. Зачем это было нужно – я не очень понимал: как раз теперь меня не тянуло на приключения и, где бы я ни жил, им не за что было волноваться. Совмещать универ и работу оказалось сложнее, чем я думал. Я списывал это на лекарства. Конечно, в том, что, приходя из офиса, я падаю и вырубаюсь, виноваты таблетки. Мне даже не до Кати стало, честно говоря. Она приезжала ко мне на выходные. После пар в субботу мы ехали ко мне вместе, а в понедельник вместе отправлялись на занятия. Получалась такая игра в семью… В остальные дни виделись только в университете. Это меня начало раздражать. Я не ощущал себя полноценным. Было нечто мне недоступное. Как другие еще по полночи умудряются гулять, а утром чувствуют себя нормально? Нет, у меня две крайности – или не спать сутками, или спать на ходу. В начале октября психиатр наконец-то сказал, что можно попытаться обойтись без лекарств. Я обрадовался, и… все стало еще сложнее.

Конспекты, работа, необходимость поддерживать ровные отношения с массой людей… И то, что у меня нигде не получалось настолько хорошо, как хотелось бы… Все это угнетало. Например, Катя училась легко и на пятерки, я ради четверок уже прилагал усилия… Хотел, чтобы ее родители меня приняли, но им все равно не нравился. Терпели как нечто неизбежное, но нежелательное. К тому же я начал бояться, что Кате со мной скучно. Она никогда такого не говорила, но я же понимал, что девушке интересно – кино, прогулки, чтобы за ней красиво ухаживали. И все это не раз в неделю… Мы, конечно, договорились быть откровенными, спрашивать и не думать за другого. Но вопрос «Тебе со мной скучно?» звучал глупо. Да и кто на него честно ответит… Еще и октябрь выдался дождливый, сонный и противный.