Мне очень хотелось посмотреть Климу в глаза и увидеть там что-нибудь, предназначенное
Я должна бежать из этого места как можно дальше и забыть всё, как страшный сон.
Клим замер в дверях.
— Как спалось? — спросил он.
Ему понравилась роль заботливого парня, лишившего девочку невинности.
Я медленно повернула голову и посмотрела Климу в глаза.
Надеюсь, он разглядит там что-то помимо своего отражения.
— Отпусти меня, — мой голос был тише шепота ветра.
Даже ярость утихла. Осталась одна серая усталость.
Клим прищурился, его лицо приобрело хищное выражение. Он сделал два шага вперед и замер. Его руки сжались в кулаки и тут же расслабились.
— Ты не понимаешь, о чем просишь, — глухо ответил Клим, глядя на меня исподлобья.
Он был почти красив — растрепанный, надменный, непохожий на других. Если бы не одно «но». Он был больным ублюдком.
— Объясни!
Я во все глаза уставилась на Клима. Моя грудь тяжело вздымалась. Как же мне хотелось его ударить. Но я подожду. И ударю, когда он будет не готов.
— Дай мне три недели, — медленно проговорил Клим. — А потом ты можешь уйти.
Он стоял напротив меня, и я видела, как были напряжены его плечи. Для него это обещание было важным.
— Я смогу просто уйти? — недоверчиво переспросила я, пытаясь разглядеть в темных глазах издевательскую насмешку. Ее не было.
— Да.
Клим даже закрыл глаза, настолько тяжело далось ему это короткое слово.
— А в чем смысл?
Я подалась вперед, глядя на Клима снизу вверх. Он придумал какую-то новую ловушку для зверька?
Клим смерил меня тяжелым взглядом, задержался на голых ногах и снова вернулся к глазам.
— За это время ты поймешь, чего хочешь на самом деле.
Глава 20
Прошлая ночь ничего не изменила. И я не могла понять, какие чувство вызывает во мне этот факт.
Последние дни я вообще перестала понимать себя. Единственное, что оставалось неизменным — моя ненависть к Климу. Темная, жгучая, порочная… Какое бы желание не овладевало мной — впиться в губы жёстким поцелуем или приставить к горлу Клима нож — мне хотелось причинить этому мужчине страдания — за то, как он ломает мое сознание и превращает в другого человека.
Человек в замкнутом пространстве один на один со своими мыслями становится опасным. Его мышление настолько искажается, что черное запросто может стать белым и наоборот.
Клим не только математик, но и хороший психолог. Я сопротивлялась из последних сил, но с каждым днем моя защитная оболочка слабела. Я чувствовала, как постепенно навязанные мысли становятся моей сутью.
Я боялась, что после ночи, проведенной вместе, я превращусь в Еву окончательно. Глядя в широко раскрытые, отражающие звездное небо глаза Клима, я даже хотела этого. За свою недолгую жизнь эта девушка успела испытать то, что мне никогда не будет дано. После Клима я вряд ли смогу полюбить кого-нибудь чисто, наивно, всем сердцем.
Я чувствовала себя изломанной куклой, способной лишь выживать и упрямо бороться за сохранность своего разума. Что будет со мной, когда я устану и смирюсь, я старалась не думать.
Три недели.
Может ли человек за это время сломаться окончательно?
— Осталось двадцать один день, — собственный охрипший голос заставил поморщиться. Слишком явно было мое отчаяние.
Клим, сидевший за столом напротив меня, медленно поднял голову. Его ложка звякнула о тарелку.
За весь завтрак это были первые слова, произнесенные вслух. После своего обещания Клим замкнулся в себе и практически не смотрел на меня.
Мой же взгляд неизменно возвращался к нему. Непроницаемое лицо, скупые уверенные движения, гордый поворот головы и отблески пожара в глазах. Я пыталась представить Клима среди студентов в университете, смеющимся над шуткой однокурсника, — и не могла.
Он был из другого мира — мрачного, свободного и дикого.
Резко отодвинув от себя тарелку, Клим откинулся на спинку стула и, скрестив руки на груди, уставился на меня.
Я тут же прикусила язык. Мои слова задели его. Но я не должна растрачиваться на подобные мелкие подколы. Чтобы почувствовать себя удовлетворённой, мне нужен был один сокрушительный удар.
Всего один.
— Когда ты закончил университет? — непринужденно спросила я, помешивая ложкой густую кашу.
Эта естественность далась мне нечеловеческими усилиями. Я и в прошлой жизни не была мастером задушевных дружеских бесед, но теперь это приобрело вселенские масштабы. Я не могла избавиться от ощущения, что мы играем в какой-то бездарной театральной постановке.
— Я его не закончил.
В темных глазах мелькнула усмешка. Ему нравился мой спектакль.
— Почему? — искренне удивилась я. — Профессор говорил, что ты был его лучшим студентом.
Темные глаза заволокло предгрозовыми тучами. Но Клим всё еще получал удовольствие от этой сцены.
— Меня поставили перед условием, и я выбрал не математику, — ответил он.
Наклонив голову набок, Клим откровенно разглядывал меня.
Аппетит пропал. Я крепко сжала в руке ложку, и мышцы тут же отозвались ноющей болью. Прогоняя из головы мысли о прошлой ночи, я тихо проговорила: