Мой Клим смотрел мне в глаза, и я видела далекое звездное небо. Только с Климом всё вокруг обретало смысл.
А эта фотография…
С отчаянным стоном отбросив ворох бумаг в сторону, я медленно взяла конверт в руки. Он обжигал пальцы и переворачивал всё внутри.
Все люди по своей сути мазохисты. Нас, как магнитом, тянет к тому, что заведомо причинит боль.
И я с каким-то необъяснимым трепетом снова достала эту фотографию.
Тело Антона по-прежнему оставалось безвольным и изуродованным. Его глаза всё так же были закрыты.
Кончиками пальцев я медленно прикоснулась к глянцевой поверхности фото. Я убеждала себя, что Антон жив, и у меня это почти получилось.
— Саша, ты в порядке?
Стук в дверь заставил меня нервно дернуться.
— Да, я сейчас выйду, — выпалила я, торопливо вытирая слезы и сгребая в кучу смятые листы.
Я должна доверять Климу несмотря ни на что. И вопреки всему. Даже если он сделал что-то ужасное, я буду на его стороне.
Мой мир уже перестал быть черно-белам. Отныне он окрасился в кроваво-красные цвета.
Глава 40
Андрей был одет в какую-то нелепую мятую футболку и заляпанные джинсы. Его светлые волосы топорщились в разные стороны, а дужка очков была перемотана синей изолентой.
Парень слегка заикался от волнения. Но мне странным образом полегчало, когда он появился в квартире профессора.
— Здравствуйте, Роберт Алексеевич.
Андрей пожал руку профессору и застыл в дверях коридора.
Наверняка, он был студентом Роберта Алексеевича и невольно сжался под взглядом голубых пронзительных глаз.
— Проходи, Андрей.
Пожилой мужчина отступил в комнату. И по удивлению, мелькнувшему в глазах запыхавшегося парня, я поняла, что в данный момент профессора был мало похож на самого себя. Сейчас перед нами стоял измученный усталый
Мы прошли на кухню. Андрей нервно поправил очки и уперся руками о спинку стула. Его трясло похлеще меня, но он неплохо скрывал это.
— Саша, расскажи, как всё случилось, — попросил парень.
Я в деталях рассказала, как в дом ворвались здоровые мужики и увезли Клима. Я припомнила номера машин, внешность громил, их резкие слова…
Только свои чувства я оставила при себе. Это не поможет расследованию, но навсегда останется со мной. Быстрый взгляд черных глаз. Прощальный жадный поцелуй. И тихие слова «Я люблю тебя, принцесса-недотрога»…
Чтобы не разрыдаться, мне пришлось вцепиться побелевшими пальцами в край стола и задержать дыхание. Сколько человеческое тело может пробыть без воздуха?
Запрокинув голову, я с шумом втянула воздух через нос.
Пожалуйста, пусть Клим останется жив. Всё изменится, всё будет по-другому. Только дай нам шанс. Один единственный… Пожалуйста…
— Это люди Островского, — упавшим голосом проговорил Андрей, тяжело опустившись на стул.
Профессор резко вскинул на парня недоуменный взгляд.
— Островский Николай? Он-то тут при чем?
Андрей тяжело вздохнул, зарываясь руками в волосы. Какое-то время парень молчал. Он знал правду, которая могла причинить боль Роберту Алексеевичу. Но пути назад не было. Нам всем нужно пережить это.
— Островский встречался с Евой. Клим это знал.
Я переводила взгляд с Андрея на профессора и обратно. Кто, черт возьми, этот Островский?!
Пожилой мужчина смотрел на парня остекленевшим взглядом.
— Нет, этого не может быть… — прошептал он, еле шевеля синеющими губами.
Черт!
— Клим считал, что это Островский виноват в смерти Евы, и хотел отомстить ему, — с болью в глазах договорил Андрей.
— Что же они натворили, дети… — простонал Роберт Алексеевич, обессиленно закрывая глаза.
Мужчина попытался встать, но его ноги подкосились. Мы с Андреем одновременно подскочили к профессору и подхватили с двух сторон.
— Давай в зал на диван, — отрывисто проговорил Андрей.
Уложив профессора на диван, мы подложили ему под голову подушку и расстегнули верхние пуговицы рубашки. Мужчина держался рукой за сердце и тяжело дышал. Его глаза были зажмурены, зубы крепко сжаты. Ему было очень больно.
Я нашла аптечку, достала нитроглицерин и засунула таблетку мужчине под язык.
— Роберт Алексеевич, вы меня слышите? Потерпите! Андрей уже вызывает Скорую! Всё будет хорошо… Слышите, всё будет хорошо!
Опустившись перед диваном на колени, я разговаривала с профессором, с трудом сдерживая накатывающую панику.
Как же хрупка человеческая жизнь…
Мне хотелось кричать во весь голос.
Я теряла Клима. Его отец умирал на моих руках. Вся моя жизнь рушилась, и я ничего не могла сделать.
Крепко сжав морщинистую ледяную ладонь, я смотрела на профессора. Клим похож на него. Как я раньше этого не замечала.
То же красивое тонкое лицо с правильными чертами, тот же прямой нос, высокие острые скулы. Только вместо небесной синевы в глазах Клима была чернота, глубокая и пугающая.
Профессор приоткрыл глаза, хрипло втягивая воздух. Поймав мой взгляд, он еле слышно проговорил, сбиваясь на тяжелое дыхание:
— Дочка, скажи Климу, что я люблю его. Всегда любил. И прошу за всё прощение… Я был таким идиотом…
По неестественно бледной морщинистой щеке скатилась слеза.
Сердце будто ошпарили. Я наклонилась к мужчине ближе и горячо зашептала, поглаживая его по руке: