— Юля, пойми, детка! Я слишком высокую цену отдала за любовь. Сколько за свою глупость горечи нахлебалась! Поверила в песни, какие Коля пел под моим окном. Красивыми были те песни. Да слова в них чужие. Свела с ума голосистая гармошка. Наверное, я ее полюбила, а не Кольку. Он без нее совсем серым, обычным показался. Хотя девки за ним бегали хороводами. Все мы в молодости глупые и слепые. Не разумом, сердцем живем. А потом, кто обжигает крылья, кто обмораживает. Первая любовь редко сильные крылья имеет. Сколько горя приносит она людям и нынче, счету нет. Вон, как-то парнишку ко мне привели. Невеста его за другого замуж пошла. Ну, а малец любил ее. Узнал, что разлюбила девка, и жизнь не мила стала. Захотел себя порешить. Но мать углядела, помешала сыну. А чтоб впредь с собой чего не утворил, привела ко мне мальчишку за шиворот. Целую неделю с ним промучилась. Ни заговоры, ни настои не помогли. Святой водой и молитвами очистила душу его от боли. Парнишка сразу же стал спать. В первый раз почти двое суток под иконой спал. Ишь, как нервы сдали. Потом в норму вошел. Благо, что летом все приключилось. Стал он на речку бегать. А я его заставляла венок носить, в нем цветы наговоренные. Так вот и уберегли парнишку от лиха. Унесла речная вода тоску его. Очистилась душа, а потому, когда та девка вернулась в деревню уже пузатой, наш хлопчик и не глянул в ее сторону.
— А зачем он ей замужней нужен?
— Выгнал ее мужик. Со своим другом застал. В тот же день в деревню вернул. Она была уверена, что наш малец все ей простит и не глянет на беременность, женится сразу. Но, не тут-то было. Мальчонка уже избавился от глумленья и даже рассмеялся ей в лицо, когда она сама пришла к нему домой. Просила простить ее. Он и ответил, что не обижался, на свете много хороших девчат. Вот и он нашел другую. Возврата к прошлому больше нет. Изменившая однажды, никогда верна не будет. А и любовь прошла…
— Как же она теперь?
— Та баба? Родила ребенка, но так и живет одна. Никто в жены не берет. Да и кому нужна такая?
— Баб! А почему третья жена деда в петлю влезла?
— Ну не от хорошей жизни! В деревне про то много слухов ходило. Но все винили Кольку. Ведь они уже без родителей, сами жили. Так базарил люд, будто Колька приводил домой всяких баб и на глазах жены вытворял с ними такое, чего женщина не выдержала. Другие брехали, будто он убил, а потом повесил.
— Зачем? Мог бы вывезти и закопать где-нибудь за деревней.
— Какое мне до него дело? Моя голова о нем уже не болела, — отмахнулась Анна от неприятной темы.
— Неужели ты о нем никогда по-доброму не вспоминала? Не видела во снах?
— Видела! Когда меня судили, часто процесс снился, как проклятье. В холодном поту подскакивала. Было б за что судить! Вместе со мной в бараке бабы были. Многие из них ни за что попали. Но случались и те, кто председателя колхоза ножом саданул. И сразу насмерть. Другие того не легче, начальника рыбкоопа. Одна агронома трактором задавила. Не случайно, за оскорбление отомстила. И не глядя на большой срок, ни разу не пожалела о случившемся. Была там и старуха дряхлая. Она уборщицей и истопником работала в правлении колхоза. А там, как назло, зоотехник с бухгалтером повеселиться вздумали. Но перебрали. Бабка, забыв о них, закрыла правление на замок, сама домой спать пошла. Ночью из печки уголь выпал. А правление деревянное. Сразу огнем взялось. Бухгалтер с зоотехником заживо сгорели. Не смогли выбраться. А как выскочишь, если на окнах стояли кованые решетки, а входная дубовая дверь на наружнем замке. Вот и осудили бабку в семьдесят пять лет, приговорили к двадцати пяти годам заключения. Она и года на Колыме не выдержала. Умерла тихо, молча, никого не разбудила умирая. Администрация зоны посетовала, что о смерти бабки даже сообщить некому Все три ее сына вместе с отцом еще на войне погибли. Старушка одна осталась. Ее судили как контру. Следователь бил на допросах по лицу и голове. Интересовался, какая разведка бабку завербовала. Она, прожив в деревне всю свою жизнь, никогда не слышала о таком, посчитала, что следователь тоже лишку выпил вот и бубенит глумное. Умирая, старая простила всех…
Эта старушка никогда не снимала траур. Всегда носила черную одежду, так и умерла в ней, ни разу за все годы не порадовалась жизни и благодарила Господа за то, что наконец-то объединится со своими… А смерть она считала избавительницей от всех земных мук и все время ждала ее…
— Теперь таких женщин мало, — выдохнула Юлька трудно.
— Ну, не скажи! Их и нынче хватает. Но верность берегут лишь тем, кого любят, — сказала Анна задумчиво. И спросила:
— Ты-то хоть любила кого-нибудь? Или обошла тебя эта радость?
— Ни хрена себе! Даже после Колымы назвала любовь радостью?! — изумилась Юлька.
— Человек оказался недостойным, то верно. А любовь ни при чем. Это счастье, что я любила, Бог не обошел той радостью. Не кляну и не сетую. Ведь любовь подарок с неба. Без нее человек впустую живет.