Я, они и тьма

«Прочь! Иди прочь! Убийца! Ты все испортил, испортил», – горько зашептала тьма, не собираясь, однако, его жалить, атаковать, уничтожать.

И Дерек Ват Йет, замешкавшись, вдруг протянул ей руку. Как старой знакомой – доверительный внезапный жест – так протягивают руку злой забитой собаке, с опаской, но вместе с тем зная, что она может подставить лобастую голову под ласку. И щупальце съежилось, втянулось, отступило. Вот это да!

Кто же ты такой, Дерек Ват Йет? Полубог? Получерт? Что в тебе такого, что даже богиня испытывает к тебе почти любовь?

Тьма медленно вползала под кожу Йолы, а потом на полпути развернулось ко мне, будто что-то забыло. И я в сгустках тьмы я увидела лицо богини – почерневшее, с дырами глазниц, с мертвым оскалом. Я дрогнула и медленно отступила, осознав, что я носила в себе это. Мне стало страшно, жутко, захотелось развернуться и убежать, куда угодно. И я знала, что я могу – меня тянуло куда-то, уволакивало. Может быть, на тот свет. Но тут черный оскал снова дрогнул в сгустке тьмы, и бирюзовые глаза богини на миг мелькнули в мертвых глазницах – живые, просящие, несчастные глаза… И такое в них было отчаяние!

Уйти? Оставить ее тут на сотни лет мук, заставить ее гнить дальше там, где она быть не должна? Или хотя бы попытаться помочь?

Наверное, я буду очень жалеть.

С этой не до конца оформившейся мыслью я сделала легкий шаг вперед, к тьме, чтобы добровольно вернуться в тело бывшей рабыни.

Тьма поприветствовала меня тепло. Уютно устроилась под сердцем, которое снова забилось, разгоняя по венам кровь.

А я открыла глаза. Примерно зная, что сейчас произойдет.

Дерек Ват Йет очень, очень пожалеет, что залез мне в голову и фактически убил меня. Очень.

***

Тьма восстановила меня полностью, только сердце ныло сильнее прежнего. Болело, кололось, но вроде для того, кто был мертв, я вроде бы была ничего. Чужие мозги есть не хочется, ну, если только фигурально. Кожа не синяя, нога болит немного, локоть поцарапала, когда падала. Живая.

А раз живая, пора открывать глазки.

Конечно, первым, что я увидела, было лицо Дерека Ват Йета, черти бы его побрали. Внимательное, даже немного сочувствующее лицо. Второе, что бросилось мне в глаза – тяжелая чернильница. Тут в основном писали карандашами, чуть более плотными и жирными, чем наши, а чернильницы были скорее так, предметом интерьера стола богатеньких полудурков, таких, например, как Ват Йет.

Я была быстрее молнии – вскочила на ноги, переживая быструю тошноту и легкое головокружение, схватила чернильницу и запулила ее прямо в голову Ват Йету. Он увернулся каким-то чудом, воистину. Так обычно уворачивается от хлопушки быстрая, полная сил летняя муха.

Чернильница раскололась, заливая дорогой (надеюсь, очень дорогой) ковер черной пакостью. Мы оба посмотрели на пятно.

А потом я превратилась в мегеру.

Дерек Ват Йет ничего не делал, только прикрывал голову, чтобы в нее не прилетело книгой, кружкой, кочергой или поленом. Я была в такой ярости, что мне кажется, даже магия бы меня не взяла. Это был почти боевой транс.

– Ты сволочь! – орала я, швыряя в Ват Йета что попало. – «Память прочитать» он собрался! …! … свою прочитай! Придурок! … и …! Мало тебе рассказала? Так теперь вообще ничего не узнаешь! Если еще раз залезешь ко мне в голову, я тебя …, … и …! И в … засуну!

Меня уже трясло.

– «Я холёсий мяг, я спясу и тебя, и себя и всехь», – ядовито исковеркала я его слова. – … свою спасай, спасатель хренов!

И снова предметы мебели, летящие в его голову. И странный звук от Дерека Ват Йета – то ли стон, то ли еще что…

Я недоуменно опустила книгу, которую собиралась кинуть прямо в его шевелюру. Присмотрелась к его лицу. Он закрывал лицо ладонями, и на них еще и свесились растрепавшиеся прядки каштановых волос. Ничего не видно.

Звук повторился. Его плечи дрогнули.

И только тогда я поняла, что Ват Йет банально ржет. Я была готова его убить, а он – стоит и ржет. Ну не дурак ли?

Книга, которую я держала в руках, выскользнула из моих пальцев. Порыв ярости испарился. Я устало села на пол и посмотрела на вздрагивающие плечи Ват Йета.

Чтоб его! Мазохист проклятый! Ржет тогда, когда его матом кроют. Недоумок. Хотя… Ну хоть что-то человеческое я в нем увидела.

Недоумок же тем временем успокоился, убрал руки от лица и посмотрел на меня. В его звездных, теплых, как прогретая июньская трава, таяли смешинки. У глаз собрались морщинки-лучики, приподнялась правая бровь, придавая его лицу такое живое выражение…

– Мне теперь всегда тебя крыть последними словами, чтобы ты стал на человека похож? Я без проблем, обращайся, – пробормотала я, отводя взгляд. Мне стало неловко, как будто я увидела то, что для меня не предназначалось.

– Ты очень смешно меня передразнила. Я не удержался. Больше так не делай. И прости меня. Я был неправ. Не стоило лезть тебе в голову.

Мужик, который умеет признавать свои ошибки… Потрясающе. Если бы он меня не убил пятью минутами ранее, я бы за него замуж вышла. Ну, слава богу, не судьба.

***