Я старалась так, как не старалась никогда. Ни единой разницы с исходным письмом и с фамилиями! Умничка! Покосилась на Сава, который в это время тоже что-то писал, и продолжила с большим усердием. Надо поторопиться и при этом не спалиться. Но вроде бы справилась и на время упокоилась.
До тех пор, пока Сав, отправляя мои труды по нужным адресам, не сказал, что мы идем на встречу с управителем городской тюрьмы, и я должна все записывать. Все! Каждое слово! Еще так заботливо спросил, высокая ли у меня скорость письма. Зараза… Страшно-то как, мамочки!
Тюремщик начал перечислять Саву имена рабов, которые должны были участвовать в войне. В груди знакомо шевельнулась тьма, реагируя на несправедливость, но я была слишком уж напряжена — мне надо было записать все, что говорил тюремщик. Мысленно плюнув, я начала писать на русском — быстрым, сильно наклонённым вправо почерком, который кроме меня никто не разберет. В этом мире — так точно. Потом, ночью, нужно будет вплотную заняться языком, попробовать перевести… На слух же я все нормально воспринимаю, так что должно быть не очень сложно. Слава богу, Сав не требовал пока прочесть написанное мной, поэтому я писала на русском, родном и привычном.
А потом пропал Малек, и все во дворце завертелось, закрутилось, в воздухе повисла нервозность и тревожность. Дерека я почти не видела — он забегал несколько раз, уточнял какие-то детали и коротко приказывал что-то Саву, почти не обращая на меня внимания. Так, окидывал беглым взглядом и убегал дальше по своим делам.
К вечеру мы с Савом валились с ног, но он снова заказал для меня пирожные, предварительно отловив в царящем бедламе слугу и попросив его накормить нас ужином.
Мы, сидя в его пустом временном кабинете, уплетали меренги с кисловатым вареньем. Белые хрустящие крошки падали на подбородок, одежду, пачкали руки и губы, а вытекающее из нежного десерта варенье стремилось заляпать нас окончательно.
— Там ничего другого не было? Ну, не такого пачкающегося? — спросила я, облизывая сладкие от варенья губы и стряхивая с платья крошки безе.
— Последние забрал… Кондитерская уже закрывалась. Не понравилось? — расстроенно спросил Сав, следя взглядом за моими губами.
— Понравилось, конечно! Люблю меренги.
Савар открыто, белозубо улыбнулся мне.
Хороший он. Порядочный, неглупый, не сволочь вроде бы, за людей своих переживает, за Малека… Меня вот, темную, да еще и бывшую рабыню, пригрел, присматривает за мной, плюшками балует. Ват Йету не сдал и ничего не рассказал про тот случай с убийством управляющего, хоть и сам испугался. Настолько хороший, что даже подозрительно. Я бы на его месте с темным чудовищем, которое может убить силой желания, так бы себя не вела. А с другой стороны, я в его глазах молодая девчонка, испуганная, дрожащая, которая рыдала у него на груди с первой встречи. Может, тут сыграл тот факт, что он почувствовал рыцарем на белом коне? И успокаивал он меня, как ребенка… Хм…
— Сав, а скажи, — спросила я, вытирая остатки варенья с губ, — у тебя жена есть?
— Нет, — улыбнулся он в ответ, — как-то не сложилось.
— А дети?
— Это как так? — озадачился он. — Если жены нет, то как могут быть дети? Йола, ты чего?
Я поспешно прикусила язык. Опять я попадаю впросак из-за незнания местных реалий. Тут что, незнакомы со словом «залет»? Судя по взгляду Сава, незнакомы. Вот блин!
— Ну, может, жена была, а потом…
— А, нет, — заметно расслабился Сав, — я не вдовец, если ты об этом. А почему ты спрашиваешь?
— Присматриваюсь, — хмыкнула я, — вдруг сгодишься?
Сав поперхнулся меренгой и надрывно закашлялся. Опять я чего не то ляпнула? Обычный вроде бы флирт… Или необычный? Если они тут до брака не рожают, может, и в обществе не принято кокетство.
— Я пошутила, — спешно уточнила я, стуча красного от кашля Сава по спине. — Извини.
— А, хорошо, — просипел он, старательно отводя от меня взгляд. Заметно было, что ему неловко. Все в той же неловкости он поспешно доел пирожное, выпил одним глотком кофе и начал бормотать что-то на тему своей усталости. Я мысленно дала себе по лбу, опустила глаза в пол и пожелала Саву сладких снов.
От чего он покраснел еще сильнее. «Прям не начальник управления соблюдения закона, а трепетная институтка», — раздраженно подумала я. И чуть не опешила, услышав от смущенного Сава изумленное:
— Ты приглашаешь меня в свою постель?
— Че-го?
Я выпучила глаза. Когда это я успела?
— Ну, ты пожелала мне сладких снов. Так говорят, когда предлагают любовные встречи, — почти шепотом, но очень прямо сказал он и посмотрел на меня… иначе. Раньше он смотрел на меня как на ребенка, миленькую растерянную девчушку, а теперь — как на женщину. Оценивающе, задумчиво, с разгорающимся жаром в зрачках.
— Не-не-не, — отпрыгнула я в сторону и поспешно забормотала, — я всего лишь бывшая рабыня, я не знала, нас не учили… Извини, прости, я ничего такого в виду не имела…
Сав притушил похотливые огоньки в глазах и отвернулся.
— Будь осторожнее в словах, — уже спокойно сказал он, — нам надо поспать. Тут три смежные комнаты — две спальни и еще небольшой будуар.