Я останавливаю время

Все мои страхи — за что, и почему? — как рукой сняло. Значит, меня не арестовали. Предстоит таинственная съемка. Даже интересно… Да, но как там мама с Зоей? Как их успокоить? И как же выезд на Магнитку?..

Заспанный вахтер старик Колпин задал вполне нормальный вопрос:

— Что? Кто-то прилетел? Да?

— Да, да! Срочная съемка! Скорее открывай!

Не прошло и пяти минут, как я со всей аппаратурой и пленкой очутился в машине, и она на предельной скорости помчалась по улицам уснувшей Москвы. Когда мы вырвались на Большую Калужскую, я понял, что мы спешим на Внуковский аэродром. Спутники мои сидели молча, ни слова не говоря, и с вопросами к ним обратиться мне не приходило в голову. Глухие ворота Внуковского аэропорта широко распахнулись после резкой сирены нашей «Победы». Мы выехали на летное поле. На старте бетонной дорожки стоял «Дуглас» — Си-47, и два его пропеллера вращались. «Победа» круто затормозила у самой железной лесенки открытого люка.

— Быстро в самолет!

Мне помогли закинуть аппаратуру в темный люк, и дверка за мной громко захлопнулась. Было темно. Самолет дернулся и я не сел, а упал на жесткое сиденье. Самолет набирал скорость. Зажегся тусклый свет.

— Владик! Как ты сюда попал? — на противоположном сиденье, у иллюминатора сидел мой студийный приятель кинооператор Борис Макасеев. У его ног лежала кинокамера и штатив.

— А как ты очутился здесь?

Мы оба страшно обрадовались, увидев друг друга. Самолет набирал высоту. Кроме нас в кабине никого не было. Борис рассказывал, как его ночью забрали из дома. Все произошло точно так же, как и со мной. Мы оба ничего не знали, что предстоит впереди. Стало светать. Мы прилипли к иллюминаторам, пытаясь определить, в каком направлении летим.

— Я многое видел и испытал — войну в Испании, войну Отечественную, но никогда ночью меня с постели не воровали!

Борис тихо говорил и все время оглядывался, будто нас могли подслушать. Моторы гудели, и я еле-еле слышал моего друга. Я, конечно, не сказал ему, что ко мне ночью уже приходили с Лубянки. И, слава богу, никуда не увели.

— Да, интересно, куда же мы летим? — вырвалось у меня.

— А, может быть, спросим у летчиков? — Борис явно волновался.

— Если хочешь — спрашивай, а я не буду. Нас же никто не спрашивал ни о чем… Скоро сами все узнаем. Потерпи!

Стало совсем светло. Впереди показалось море. Справа по борту проплыл Новороссийск, и вдруг самолет заложил крутой вираж влево от Новороссийска. Мы летим вдоль побережья в сторону Сочи.

— Ну, слава богу, не на Колыму! — Борис так махнул рукой, словно перекрестился.

Самолет, заложив над морем еще один вираж, пошел на посадку на Сочинский аэродром. Он очень маленький — в самом центре города, и я помню, во время войны на него могли приземлиться только пилоты высшего класса. Наш самолет, я думал, заденет колесами мост через Сочинку, но он мастерски — на три точки — приземлился. Не успел он остановиться, как к нему подкатил открытый «паккард». Мы с Борисом сразу узнали его: Его, «Папина» машина.

Летчики помогли нам выгрузиться, к нам подошел высокий майор:

— Майор Семин! В вашем распоряжении! — отрекомендовавшись, он помог нам разместить аппаратуру в своем «паккарде». Сел за руль, и мы не поехали, а полетели вдоль берега моря в сторону Гагр. Встречные и попутные машины, грузовики и легковые, стояли по обочине, а некоторые просто в кюветах. Многочисленная милиция по пути нашего следования стояла навытяжку — по стойке «смирно», и отдавала честь.

Ветер трепал волосы — скорость была за сто. Чуть сбавив ее, мы пронеслись через Гагры и, переехав несколько кур и гуся, помчались дальше. Вскоре за крутым поворотом блеснула бурная горная Бзыбь. Прошумел деревянный мост, нас обдало прохладой реки, и когда на развилке за мостом майор круто свернул с Сухумского шоссе налево в горы, и по левому берегу реки стал взбираться вверх, сомнений уже не было, куда мы мчимся.

— На озеро Рица?

— Да, на озеро Рица! — ответил майор, не оборачиваясь.

Крутые повороты следовали один за другим, визжали покрышки и время от времени скрипели тормоза, но скорость наш возница не снижал. Мы сидели, вцепившись обеими руками в поручни, чтобы не оказаться за бортом.

Озеро Рица — этот необыкновенной красоты уголок Кавказа очень любил Сталин. Поэтому район озера был закрытым для всех.

— Как думаешь, после съемок мы вернемся домой? — вдруг озабоченно тихо спросил меня Борись. На сердце залегла тревога. Майор Семин лихо подкатил нас к небольшой гостинице. Не успели мы выйти из машины, как нам навстречу вышел знакомый нам по съемкам в Кремле генерал-лейтенант.

— Власик! — успел мне шепнуть Борис.

Власик молча проводил нас до нашего жилья и вышел, оставив нас одних.

В номере с балкона открывался живописный вид на озеро, обрамленное вершинами снеговых гор.

Только через час после обеда появился генерал. Он протянул нам листок бумаги с написанным на машинке на обеих сторонах текстом.