Я отпускаю тебя

Силясь вздохнуть, я слышу, как скулит Бо, вылизывая мое лицо и тычась в меня носом. Я пытаюсь собраться с мыслями, как-то двигаться, но от сильного удара перехватило дыхание, и я не могу подняться. Даже если бы тело подчинялось, внутри меня что-то происходит, стремительно сжимая и сокращая мой мир. Я вдруг снова оказываюсь в Бристоле, не зная, в каком настроении Йен вернется домой. Я стряпаю ему ужин, внутренне готовясь к тому, что все это может полететь мне в лицо. Скрючившись на полу своей мастерской, я тщетно стараюсь прикрыть голову от ударов, градом сыплющихся на меня.

Йен осторожно сходит по ступеням, качая головой, будто журя строптивого ребенка. Я вечно разочаровывала его, никогда не знала, что полагалось сказать или сделать, как бы ни старалась угадать. Он говорит негромко, и если не вслушиваться, можно решить, что это некие заботливые речи, но от самого звука его голоса меня начинает трясти, будто я лежу на льду.

Йен останавливается надо мной – буквально, широко расставив ноги – и медленно оглядывает мое тело. Стрелки на его брюках выглажены до бритвенной остроты, пряжка ремня отполирована так, что я вижу в ней отражение своего перепуганного лица. Заметив пушинку на своем пиджаке, он снимает ее и отпускает, предоставив ей медленно падать на пол. Бо скулит, и Йен пинает его в голову так, что пес отлетает фута на три в сторону.

– Пожалуйста, не бей его!

Бо визжит, но поднимается и ковыляет в кухню, где я его не вижу.

– Ты была в полиции, Дженнифер, – утвердительно говорит Йен.

– Прости, пожалуйста. – Это вышло шепотом, и я не уверена, расслышал ли он, но если повторить и Йен почувствует, что я вымаливаю прощение, это приведет его в ярость. Странно, как быстро все вернулось: необходимость балансировать, будто на проволоке, делая то, что велено, и при этом не напуская на себя жалкий вид, который его бесит. За годы брака мне редко удавался этот трюк.

Я сглатываю:

– Я… я сожалею.

Йен держит руки в карманах с самым спокойным, даже безмятежным видом, но я хорошо его знаю. Я знаю, как быстро он переходит от…

– Ты, блин, сожалеешь?!

Он мгновенно приседает, придавив коленями мои руки к полу.

– Ты решила – извинишься, и все забыто?

Он подается вперед, нажимая всем весом, давя коленными чашечками мои мышцы. Я не удерживаю крик боли, и губы Йена кривятся от отвращения при виде такого слабоволия. Я чувствую, как к горлу поднялась желчь, и сглатываю горечь.

– Ты рассказала им обо мне?

В углах его рта выступает пена, брызги слюны летят мне в лицо, и неожиданно вспоминается женщина с серьгами возле здания суда: кажется, прошло не несколько часов, а много дней.

– Нет. Нет, не рассказывала.

Мы снова играем в эту игру: Йен подает вопрос, будто мяч, а я пытаюсь отбить подачу. Раньше я играла хорошо. Мне даже казалось, что я угадываю искорку уважения в его глазах: Йен резко прекращал скандал и включал телевизор или выходил из дома, но в какой-то момент я потеряла нужную колею, или же он изменил правила, и с тех пор я, хоть убей, не угадываю с ответом. Сейчас, однако, мои слова вроде бы его устроили, и он меняет тему:

– Ты с кем-то встречаешься?

– Нет, – поспешно отвечаю я, радуясь, что могу сказать правду, хотя и знаю, что Йен мне не поверит.

– Лгунья! – Он хлещет меня по щеке тыльной стороной ладони. Слышится громкий щелчок, как от хлопанья кнута, и когда Йен заговаривает снова, у меня в ушах еще звенит. – Кто-то помог тебе создать сайт, нашел эту хибару. Кто?

– Никто, – произношу я, ощущая во рту вкус крови, – я все сделала сама.

– Ты ничего не умеешь делать сама, Дженнифер. – Йен наклоняется так низко, что его лицо почти касается моего. Усилием воли я заставляю себя не шевелиться, зная, как он ненавидит, если я вздрагиваю. – Ты даже убежать не смогла нормально! Ты хоть представляешь, как легко было тебя отыскать, как только я понял, где ты делала свои фотографии? В Пенфаче все просто счастливы помочь незнакомцу отыскать старую подругу!

Мне даже в голову не пришло поинтересоваться, как же он меня нашел. Я всегда знала: он – найдет.

– Кстати, неплохую фотографию ты прислала сестрице.

Это небрежное замечание кажется мне новой оплеухой, от которой голова идет кругом:

– Что ты сделал с Евой?

Если с сестрой или ее детьми что-нибудь случилось, я никогда себе не прощу. Я так хотела дать ей знать, что она мне по-прежнему дорога, что пренебрегла вполне реальной опасностью.

Йен смеется.

– Зачем мне что-то с ней делать? Она интересует меня не больше, чем ты. Ты жалкая, ничего не стоящая шлюха, Дженнифер. Ты без меня ничто. Ничто! Ну-ка, кто ты?

Я молчу.

– Отвечай! Кто ты?

Кровь струйкой стекает мне в горло, и я едва могу сдержать кашель.

– Я ничто.