Я отведу тебя в место силы...

А звук все не прекращался, раздражая слух. Девушка повернулась на бок, кутаясь в одеяло, накинув его на голову. Но даже сквозь стежёную ткань звук доносился хоть и тихо, но вполне отчетливо. В аиле стояла тишина, и до Айсулу дошло, наконец, что звук исходит снаружи, с улицы.

Девушка почувствовала, что хочет пить. А потому тихо встала и, как была, в хлопковой сорочке на тонких бретелях, осторожно прошла к выходу, пробираясь в темноте наощупь и стараясь ничего не зацепить по дороге. Она сунула босые ноги в шлепанцы, тихо толкнула дверь аила и вышла во двор.

И тут же дернулась назад, в тень, вплотную прижавшись спиной к прохладной от ночного воздуха двери, благодаря бога, что дверные петли были всегда заботливо смазаны и не скрипели.

С высокого неба ярко светила луна, уже не полная, но словно бы обкусанная с правого бока каким-то неведомым зверем. Лунный свет заливал просторный двор, на невысокой траве которого под негромкую ритмичную музыку, доносившуюся из лежащего тут же, на колодезной скамье, телефона, двигался Чимин. Именно эта музыка, песня, исполняемая высоким мужским голосом, нежным и мягким, и разбудила Айсулу. Девушка замерла, вжалась в дверь, стремясь слиться с ней, и только отстраненно подумала: «Разве может мужчина петь ТАК?.. Это больше похоже на голоса ангелов».

А парень танцевал, полностью поглощенный ритмом и своим танцем. Он двигался то стремительно, рвано, то на какие-то секунды замирал на месте. Руки то плавно вытягивались в стороны, то взлетали вверх, как необычные крылья. Это впечатление подчеркивали расстегнутые рукава светлой рубашки, не заправленной в джинсы, застегнутой, кажется, только на три центральные пуговицы. Полы ее от особо резких движений тоже взлетали вверх, на мгновение оголяя стройное тело и на секунду показывая татуировку на правом боку, как раз на ребре. Даже длинные светлые волосы его, казалось, тоже танцевали, вовлеченные в этот бесконечный круговорот движений. Гибкое тело принимало немыслимые позы, а в один момент он подпрыгнул, почти горизонтально растянувшись над землей, и перевернулся вокруг своей оси, точно приземлившись на спружинившие ноги. Девушка успела зажать рот ладонью, чтобы не выпустить нечаянно вырвавшийся тихий возглас, и даже дышать перестала. Но музыкант, слава богу, ничего не заметил.

Песня сменилась другой, более резкой, быстрой. Ее пели уже несколько разных голосов: одни – высокие, яркие, другие – низкие, бархатистые, проникающие, казалось, под самую кожу и вызывающие там, внутри, непонятные вибрации, от которых хотелось перестать прятаться, а, наоборот – выскочить из своего убежища и присоединиться к этому человеку, к этой суперзвезде, вот так вот запросто выплясывающей сейчас на траве ее двора.

Но девушка продолжала стоять, не замеченная, и жадно следила за каждым движением мужчины. Теперь она вполне могла понять, почему его группу с радостью встречали во всех уголках мира. Если он один такое вытворял, то что делали со зрителями они все вместе…

Песня закончилась, и Чимин замер на месте, тяжело дыша. Айсулу отчетливо видела, как вздымалась его грудная клетка. Потом подошел к телефону, нажал, выключая музыку, и сунул его в карман. А потом стал расстегивать пуговицы на рубашке и одним движением скинул ее с плеч и небрежно сунул на скамью. Девушка постаралась стать еще незаметнее, а лучше вообще – невидимкой.

А сама не могла отвести глаз от гибкого, сильного, красивого мужского тела, слегка мерцающего в свете луны: от широких плеч, тонкой талии, неожиданно длинных при, казалось бы, небольшом росте ног, от отчетливо видных кубиков на животе.

Смотрела и чувствовала, как кровь быстрее бежит по венам, приливает к щекам, охватывая пламенем все тело, отчего в груди странно щемит, а внизу живота растекается трепетная сладкая мука.

Парень между тем набрал из колодца воды, поставил ведро на скамейку и, зачерпнув полные, сложенные чашей ладони, плеснул себе в лицо, а потом еще раз – на шею и грудь, и зашипел от обжигающего холода.

Девушка сглотнула и, едва не теряя с ног шлепанцы, в одно короткое мгновение распахнула дверь аила и влетела внутрь. Постояла, глубоко и медленно дыша, стараясь унять пустившееся вскачь сердце, и прокралась на свое место. Так же, наощупь, открыла тумбочку, достала из ящичка свой альбом и какой-то карандаш (в темноте не видно было – какой), пробралась к небольшому окну и отодвинула короткую шторку. Лунного света с улицы было вполне достаточно, и девушка, усевшись прямо на застеленный ковром пол, принялась лихорадочно рисовать, стремясь по свежей памяти запечатлеть танцора, которого наблюдала несколько минут назад.

Она боялась, что если не сделает это сейчас же, потом не сможет вспомнить изгиб руки, поворот корпуса, замершие на носочках ноги, порхающие вокруг лица легкие волосы. И еще – это великолепное тело, со всеми его кубиками и мышцами, с непонятной татуировкой из угловатых, ломаных линий…