Я — Оззи

Люди спрашивают меня, почему мы не пошли на мировую. Так поступил Майкл Джексон, ну, и смотрите сами, к чему это привело. Если вы держите свои кровные в банке и предложите тому, кто подал на вас в суд: «Хорошо, назови сумму, чтобы можно было это дело замять» — любой дурак попробует отщипнуть от вас кусочек. Нужно стоять на своём до последнего, потому что этот бизнес — грязное дело, особенно, когда люди думают, что вы спите на куче золота.

В конечном итоге, иск Боба и Ли был отклонен всеми судами в Америке. Больше всего меня раздражало то, что Боб и Ли никогда не сказали: «Оззи, мы должны сесть и поговорить». Но нет, они только плевались ядом, бля, во все стороны. Впервые я узнал об этом, когда мне вручили иск. Они шептались у меня за спиной, обзванивали людей, с которыми я когда-то играл, чтобы втянуть их в дело. Я ни хера плохого не сделал, но из-за них чувствовал себя преступником века, и достали они меня как чиряк на заднице.

Шарон скрыла от меня многие подробности, потому что знала, как близко к сердцу я все принимаю. В конце концов, она просто вырезала и перезаписала партии Боба и Ли на этих двух альбомах. Вышло переиздание с наклейкой, где содержалась полная информация по этому поводу. Я не мог повлиять на это решение и не могу сказать, что оно меня порадовало. Сказал Шарон, что мне все это не по душе, но, знаете, я смирился. Понимаю, почему она должна была поступить так, а не иначе. Обычно, когда мы преодолевали препятствие, появлялось следующее. И так без конца. Это дело тянулось двадцать пять лет с момента записи «Blizzard of Ozz». Я просто хотел играть рок-н-ролл, а превратился в долбаного Перри Мэйсона [80]: показания тут, показания там, повсюду какие-то показания.

Меня добивало то, что с Бобом я работал много лет и очень полюбил всю его семью. Он, в самом деле, талантливый парень. Мы были хорошими друзьями. Я же не таскал его по судам, когда меня взяли за жопу из-за «Suicide Solution», а ведь он написал часть текста. Но порою, в жизни нужно просто сделать шаг вперед. Со временем, я перестал с ним разговаривать, избегал встреч. Боялся ляпнуть что-то не то — вдруг снова начнутся суды. Вдобавок, терпеть не могу эти сраные очные ставки. Это один из моих самых больших минусов.

Не хочу вступить в это дерьмище еще раз. Сейчас, прежде чем взять себе нового человека, отправляю его за адвокатом, который подпишет соглашение с моим адвокатом, потом попрошу прочитать контракт, обдумать его, убедиться, все ли в порядке два, а лучше, три раза, чтобы потом никто не говорил, что кто-то его обобрал.

Потому что я никого не обдираю, а Боб Дэйзли и Ли Керслэйк могут говорить все, что угодно.

Мои последние милые воспоминания о 80-х, прежде чем все погрузилось во тьму, связаны с Вормвуд Скрабс. Я оказался в тюрьме не за очередное правонарушение (о чудо!), меня попросили дать там концерт.

Ну и ощущения, доложу я вам! За все это время меня пару раз закрывали в обезьяннике, но, с тех пор, как в 1966 году я откинулся из Винсон Грин, ноги моей в настоящей тюряге не было. Железные решетки, балконы, даже вертухаи — всё выглядело точно так, как и двадцать лет назад, и только вонища дала понять, где я нахожусь. Воняло в десять раз хуже, чем в общественном туалете — до рези в глазах. Всю жизнь, я не перестаю удивляться, как люди могут работать в таком месте. Наверняка, все прошли армию, а, значит — привыкшие.

Возможно, и я закончил так же, если бы армия не послала меня куда подальше.

Я получил приглашение выступить в тюрьме, потому что там собралась группа под названием «Scrubs», состоящая из вертухаев и зеков. Они сочинили песню и перечислили весь доход на благотворительность. Потом написали мне письмо с просьбой сделать совместный концерт. Мы решили, что сперва они исполнят несколько своих вещей, потом я — пару своих, а в конце, вместе поимпровизируем на тему «Jailhouse Rock».

И вот мы в тюрьме, я прохожу через все эти ограждения, ворота, двери, а потом меня заводят в отдельное помещение, где огромный толстяк заваривает чай. Классный, веселый парень, предлагает выпить чайку.

— Сколько тебе осталось сидеть? — спрашиваю.

— А, я отсюда никогда не выйду.

Болтаем себе, попиваем чаек и все-таки любопытство берет верх, я спрашиваю:

— За что же тебя так приземлили?

— Убил восемь человек.

«Перебор!» — думаю я, но разговор продолжается.

— Как ты это сделал? — спрашиваю, отхлебывая чай. — Как ты их убил?

— А, отравил их — отвечает он.

Я чуть не запустил кружкой об стену. Все, что было у меня во рту, вышло через нос. Забавно, что в нашем представлении убийца — это некий высокий, угрюмый монстр со страшным выражением лица. Но с таким же успехом, им может быть и обычный симпатичный полноватый парень с камнем за пазухой.