Я — Оззи

Целую ночь не спал. Посиделки в «Hand» до закрытия паба, потом продолжение дома, потом несколько дорожек кокаина, потом немного травки, потом снова кокс, где в районе завтрака фильм обрывается, потом опять кокс, чтобы стать на ноги. И вот пришло время обеда. Выпил бутылочку сиропа против кашля, три бокала вина, потянул еще немного кокса, выкурил косячок и полпачки сигарет, съел яйцо по-шотландски. Но вне зависимости от того, чем нагружал себя, я не мог избавиться от этого долбаного чувства апатии. Она часто меня посещала после возвращения из Америки. Часами стоял тогда в кухне и ничего не делал, только открывал-закрывал дверь холодильника. Или просиживал в зале перед телеком, переключая каналы, хотя ничего не смотрел.

Но в этот раз что-то изменилось.

Я сходил с ума.

Мне ничего не оставалось, как вернуться в пивную и там решить свои проблемы.

Вот я уже собрался, как сверху спускается Телма. Появляется в кухне и говорит:

— Я еду к маме забрать детей.

Вижу, как сгребает со столика стопку журналов «Good Housekeeping»[51] и начинает их засовывать в сумку. Вдруг останавливается, поворачивается ко мне, а я так и стою возле холодильника, в трусах и халате, с сигаретой в зубах и чешу свои яйца.

— Ты накормил кур? — спрашивает она.

— Я же говорил, что они неправильные.

— Просто дай им поесть, Джон, ради Бога! Хотя, знаешь что? Пусть сдыхают. Мне теперь все равно.

— Я иду в паб.

— В махровом халате, который тебе подарили на Рождество?

— Ну, да.

— Классно, Джон. Просто класс.

— Где мои тапочки?

— Поищи их около собачьей подстилки. Буду в восемь.

Я вылез из дому, помню, в резиновых сапогах — тапочки не нашлись — и направился в сторону паба. По дороге пробовал затянуть ремешок от халата. Не хотел светить задницей перед местными фермерами, особенно, перед бородатым придурком-трансвеститом.

Когда дошел до ворот во дворе, меня вдруг осенило. «Знаешь что — сказал я себе. — Сейчас накормлю этих птичек. Мать их так! Если она так хочет, пожалуйста!» Повернулся и заковылял в сторону дома. Но мне хотелось выпить и я подошел к «Рейндж Роверу», открыл дверь и вытащил из бардачка припрятанную там на черный день бутылочку шотландского виски.

Глоток! Ааа! Сразу легче.

Отрыгнул и пошел в сад. И вдруг меня снова осенило. «Да пошли они к едреней фене, эти курицы! Не снесли ни одного яйца, засранки! На хер их! Всех — на хер!»

Глоток! Ааа!

Отрыгнул, затянулся сигаретой. И вспоминаю, что не докурил ту, которая была у меня во рту. Выбросил окурок в овощную грядку Телмы. Снова свернул, на этот раз в сторону сарая.

Распахнул двери и посмотрел на свою полуавтоматическую винтовку «Benelli», стоявшую в пирамиде. Взял ее в руки, проверил патронник, были ли патроны, были, а потом рассовал по карманам обоймы. С верхней полки взял канистру с бензином для газонокосилки, ее хранил там садовник. Для той самой газонокосилки, на которой я для смеху ездил в пивную. Ее мне подогнали из конторы Патрика Миэна, хотя я просил комбайн.

Ну, значит, с канистрой в одной руке, с ружьем в другой, и бутылкой вискаря под мышкой, покуривая сигарету, ковыляю к курятнику в саду. Заходит солнце и небо окрасилось в багровые тона.

В голове постоянно крутятся слова Телмы: «Джон, накорми цыплят. Ты накормил цыплят, Джон?»

И тут вмешивается бухгалтер:

«Парни, это серьезно. Счет из налоговой на миллион долларов».

А Гизер говорит:

«Назовем этот альбом «Technical Ecstasy». Нам нужно найти новый стиль. Мы не можем постоянно ковыряться в этой долбанной черной магии».

И так без конца. Все повторяется снова и снова.

«Джон, накорми цыплят!»

«Парни, это серьезно».

«Назовем этот альбом «Technical Ecstasy».

«Ты накормил цыплят, Джон?»

«Счет на миллион долларов».

«Джон, накорми цыплят!»

«Нам нужно найти новый стиль».

«Это серьезно».

«Мы не можем постоянно ковыряться в этой долбаной черной магии».

ААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!

Подхожу к курятнику, откладываю в сторону канистру и ружье, сажусь на корточки у знака «Oflag 14» и заглядываю внутрь. Куры кудахчут и кивают маленькими клювами.

— Кто-нибудь снес яйцо? — обращаюсь к ним, хотя уже ясен ответ на этот гребаный вопрос. — Так я и знал. Очень плохо! — говорю я и встаю.

Беру винтовку.

Снимаю с предохранителя.

Прицеливаюсь.

— Ко-ко-ко…

Бах! Бах!

Прицеливаюсь.

— Куд-куда.

Бах! Бах!

Прицеливаюсь.

— Куд-куд-куд-кудааа!

БАХ!

Звуки выстрелов закладывали уши нафиг, эхо разлеталось по полям на много километров вокруг. Каждый выстрел озарял белой вспышкой курятник и сад, все это сопровождалось сильным запахом пороха. Я чувствовал себя намного лучше.

Несравненно лучше.

Глоток. Ааа! Бээ…

Курицы — те, которые еще не отправились к прапетухам — порядком охренели.

Жду минутку, пока рассеется дым.

Прицеливаюсь.

— Ко-ко-ко…

Бах! Бах!

Прицеливаюсь.

— Куд-куда.

Бах! Бах!

Прицеливаюсь.

— Куд-куд-куд-кудааа!

БАХ!