Я — Оззи

После рождения Джека она заявила мне:

— Оззи, в следующий раз после гастролей, держись от меня подальше. Мне кажется, я всю жизнь беременна и мне это надоело.

Поэтому, я пошел на вазэктомию[75]. Та ещё процедура, скажу я вам.

— Мистер Осборн, вы знаете, что это необратимо? — спросил доктор.

— Да.

— Вы точно этого хотите?

— Да.

— Вы абсолютно в этом уверены?

— Вне всякого сомнения, доктор.

— Ну что ж, прошу подписать заявление.

После операции мои яйца опухли до размера двух арбузов. И к тому же страшно болели.

— Доктор! — говорю. — Вы можете что-нибудь сделать, чтобы размер остался, а боль прошла.

В общем, не рекомендую, исходя из предписаний элективной хирургии. После этой перетяжки, когда ты кончаешь, вылетает какая-то роса. Это больше похоже на сухой кашель. Весьма странное дело, чувак.

И вдруг, девять месяцев спустя, Шарон вновь захотелось ребенка. Ну, я снова иду к врачу и прошу, чтобы он вернул всё взад.

— Твою дивизию! — отвечает мне доктор. — Я же объяснял, что это необратимо! Хотя попробовать можно всегда.

Не получилось. Как сказал врач, очень трудно было провести обратную процедуру. Может, если бы я тогда вернулся, чтобы пробить протоки, из этого могло что-то выйти? Кто его знает? Во всяком случае, мы перестали пробовать завести еще одного ребенка. Как бы то ни было, а у меня пятеро детей и это неслабо, и я всех их люблю.

Ничего лучшего, чем они, в моей жизни не было, однозначно.

После вазэктомии появилась другая проблема. Мне взбрело в голову, что я могу делать все что угодно — по крайней мере, так мне казалось, когда я был бухой. Но моя жена воспитывалась в рок-н-ролльной среде, и враньё чуяла за версту. Да и врун из меня — никудышный. А значит, она сразу просекала, что у меня на уме. Понятно дело, злилась на меня, но смотрела на это сквозь пальцы. На первых порах.

Нельзя сказать, что у меня были романы. Я просто хотел хоть на час стать Робертом Редфордом. Но я был слаб в этом амплуа. В большинстве случаев, когда я кадрил чиксу, той приходилось вызывать мне скорую или везти моё тело на такси в гостиницу, в то время как я вовсю блевал. Я начинал рандеву как Джеймс Бонд, а заканчивал на земле, как куча дерьма. Чувство вины, которое приходило потом, меня, на хер, добивало. Я ненавидел сам себя. Чувствовал себя полным гандоном. Вдобавок, я — ипохондрик, а значит, меня всегда одолевал страх подхватить какой-нибудь редкий смертельный вирус. Могу заразиться через телевизор, такой уж я есть. Могу принимать снотворное, увидеть по телеку рекламу этих таблеток, где голос за кадром говорит о возможных побочных эффектах «в виде рвоты, кровотечения и — в редких случаях — смертельный исход», и всё — считайте, я одной ногой уже в морге. Дошло до того, что два раза в неделю, ко мне приходили врачи, так, на всякий случай, осмотреть мою «корягу».

И вот появился СПИД.

Сначала, я ни о чем не переживал. Как и большинство людей, думал, что это касается геев. И неважно, сколько я выпил или вынюхал, мне никогда не тянуло кувыркаться в постели с чьей-то волосатой жопой.

Но быстро оказалось, что вовсе не надо быть геем, чтобы заболеть СПИДом. Однажды ночью, я трахнул телку в «Sunset Marquis Hotel» в Западном Голливуде. Сразу же понял, здесь что-то не так. Ну, я в два часа ночи звоню администратору и спрашиваю, а нет ли в гостинице дежурного врача. Был. Дорогие отели всегда держат собственных коновалов. Он поднялся ко мне в номер, осмотрел мой инструмент и говорит, мол, надо сделать тест.

— Какой ещё тест? — спрашиваю его.

— Тест на ВИЧ инфекцию — отвечает доктор.

«Ну, всё! — думаю. — Сливай воду».

Несколько дней лез на стену от страха. Со мной невозможно было рядом находиться. В конце концов, проговорился обо всём Шарон. Можете себе представить, что тогда началось. Вспомните бомбу мощностью в сто мегатонн, которую русские взорвали где-то в Арктике. Именно так взорвалась Шарон, когда я ей сказал, что должен сделать тест на ВИЧ, потому что трахнул какую-то левую тёлку из бара в гостинице. Это было нечто большее, чем ярость. Шарон пилила меня так, что я подумал, уж лучше умереть, чем пережить такую головомойку еще раз.

Во всяком случае, сделал этот тест, а через неделю, пошел за результатами вместе с Шарон.

Никогда не забуду, как врач вошел в тесный кабинет, уселся, вытащил папку и сказал:

— Ну что же, мистер Осборн, хорошая новость такова, у вас нет герпеса, гонореи и сифилиса.

Слышу эти слова и сразу догадываюсь, что есть поводы для страха.

— А плохая новость? — спрашиваю его.

— Что ж, это прозвучит брутально — говорит он, а меня парализует страх — но вы ВИЧ-инфицированный.

Я дословно падаю на колени, хватаюсь за голову и кричу:

— Что это, блядь, значит ВИЧ-инфицированный?! Это же, блядь, смертный приговор, ты, дебил!