Я пел прошлой ночью для монстра

— Можно сказать и так. Слушайте, нахер мне нужно было это дерьмо? Я просек, что судья будет благожелателен к тому, кто возьмется за ум и сам захочет перевоспитаться в подобном местечке. Так что отсижу я здесь свои тридцать дней, мозгоправ отпишется судье и тот решит, готов ли я воссоединиться с землянами. Я воссоединяться с ними не жажду, но лучше уж я притворюсь одним из них, чем вернусь в гребаную тюрягу.

Рафаэль улыбнулся. Этот парень его развлекал.

— И из-за чего ты здесь?

— Ты берешь у меня ебаное интервью?

Рафаэль ответил еще одной улыбкой.

— Да. Если ты нам с Заком не понравишься, они переведут твою задницу в другую кабинку.

— Врешь.

— Может быть, а может быть и нет. — И тут Рафаэль не выдержал и засмеялся. Шарки тоже засмеялся, и я вместе с ними. Мы несколько минут угорали от смеха в нашей кабинке номер девять.

Затем в комнате стало очень тихо.

— Чем я только не увлекался, — сказал Шарки. — Кокаин, героин, алкоголь. Назовите все что угодно — я это пробовал. — Он так это сказал, будто гордился собой. И посмотрел на Рафаэля. В его голосе не было ни капли раскаяния. Я всегда знаю, раскаивается человек или нет. У Рафаэля раскаяние чуть ли не из ушей валит. У Шарки его ноль. — А ты, чувак, что предпочитал пить?

— Вино.

— Вино? Фигня какая.

— Мне хватало.

Шарки глянул через комнату на меня.

— А ты, Заки?

Этот парень уже придумал мне кличку.

— Бурбон.

— Всего-то?

— Ну и кокс. Он мне тоже нравился.

— Вот это уже другой разговор.

И у него на лице отразился отголосок эйфории — так это называет Адам. «У некоторых из вас даже остаются эйфорические воспоминания», — говорит он. Адам для всего названия найдет. Но именно это я увидел на лице Шарки — эйфорию. Этот парень самое настоящее бедствие, но мне он нравится. Он ненормальный. Если ты нормальный, он зовет тебя землянином. И на землян ему плевать. Это как раз то, что мне нравится в нем.

Мне захотелось спросить его, что он совершил нелегального, что попал сюда, но я тут же понял, что скоро об этом узнаю. Понял, что мне даже спрашивать не придется. Через несколько дней совместного проживания я знал о нем больше, чем сам Бог. Мне так кажется.

Шарки затих, оглядывая комнату. Но уже вскоре снова принялся болтать:

— Что это за херня такая, что нас тут шмонают? Охренели совсем. И что это за секс-контракт, который меня заставили подписать и по которому мы не должны ни с кем спать, пока находимся здесь? Что за чушь?

Безуспешно пытающий вникнуть в книгу Рафаэль, поднял от нее глаза.

— Это бесконтактное заведение.

— И что это, мать его, значит?

Рафаэль покачал головой.

— Ты знаешь, что это значит, Шарки. И, думаю, знаешь, почему так.

Это остановило поток жалоб Шарки, но он явно был недоволен. В этот момент я уже был уверен, что Шарки очень любит поворчать и побрюзжать.

— Да тут, наверное, нет ни одной девчонки, с которой бы мне захотелось переспать, — сказал он.

Рафаэль оторвался от книги, усмехнувшись. О, усмешка у него была что надо.

— А с чего ты решил, что тут есть девчонка, которая захотела бы переспать с тобой, приятель?

— Что ты хочешь этим сказать? — взбеленился Шарки.

Ха. Я знал, что затеял Рафаэль. Шарки видный парень, он очень хорош собой. Он из тех, кто думает, что все подряд должны в них влюбляться. Неудивительно — с таким-то лицом он, естественно, пользуется успехом. Такие парни, как Шарки, считают, что владеют всем миром. Рафаэль этого не любит.

Он промолчал, продолжая читать.

— Ни одна девчонка не откажется быть со мной, — не унимался Шарки.

— Может быть, — ответил Рафаэль, — но если бы у меня была дочь, я бы тебя на порог не пустил.

— Чувак, слушай, ты совсем не знаешь меня. Может, я отличный пацан.

— Уху. Я с этим не спорю. Расскажи-ка, сколько девчонок у тебя было?

— Это что, продолжение интервью? — Шарки хохотнул, но я видел, что он занервничал.

— Дай угадаю, — взглянул на него поверх книги Рафаэль.

— Валяй.

— Сколько тебе лет? Двадцать семь? Двадцать восемь? — У Рафаэля здорово получается угадывать возраст.

— Двадцать семь.

Рафаэль кивнул.

— Я бы сказал, что у тебя было… дай подумать… больше полсотни девчонок — больше полсотни, но меньше сотни.

— И что? — ухмыльнулся Шарки.

— Теперь понимаешь, почему бы я не пустил тебя на порог?

Шарки засмеялся. Некоторое время он молчал, но я знал, что он думает, чтобы еще такого сказать. Наконец он посмотрел на Рафаэля.

— Что там у тебя с этой книгой?

— У меня с ней личные отношения, — рассмеялся Рафаэль.

Шарки тоже рассмеялся.

— Не похоже, что тебе нужно находиться в подобном месте.

— Поверь мне, нужно.

— А мне — нет.

Рафаэль улыбнулся.

— Может быть. Но над тобой же висит судебная ответственность.

— Ответственность? Тебя впирает это слово?

— А тебя оно раздражает?

— Ты у нас тут кто, врач? Не надо разыгрывать из себя психотерапевта. Читай правила — в них это черным по белому написано.

— Если вдаваться в технические подробности, то в правилах написано не это. Но я, в любом случае, никого из себя разыгрывать не намерен. Я обыкновенный алкоголик. Ни больше, ни меньше.