'Я - писатель незаконный' (Записки и размышления о судьбе и творчестве Фридриха Горенштейна)

"В течение трех месяцев понадобившихся ему для написания книги с ним произошла разительная перемена - крепкого сложения, полный энергии, жизненного задора Ленин осунулся, похудел, пожелтел. Глаза злые, хитрые, насмешливые стали тусклыми, моментами мертвыми. В конце апреля (книга начата в конце января) одного взгляда было достаточно, чтоб заключить: "Ленин или болен или его что-то гложет и изводит". Так вспоминает один из близких людей Ленина - Лепешинский. "Я, кажется , - говорил Ленин, не допишу своей книги, брошу все и уеду в горы". (Ленин хотел уехать еще дальше - в Перу на Татикака) "Ни одну вещь, - говорил Ленин, - я не писал в таком состоянии. Меня тошнит от того, что приходится писать. Я насилую себя". Автору знакомо такое чувство. Дело не в том, конкретном содержании, а во взаимоотношении автора с содержанием. Материал может подавлять автора даже чисто физически своим объемом, не говоря уж о содержании. Толстой окончил "Войну и мир" больным человеком, Данте окончил "Божественную комедию - умер от инфаркта, а Сервантес окончил "Дон Кихота" - умер от инсульта, поэтому так важна самогигиена и техника безопасности при написании подобных книг, которые автор старается (...), впрочем, это совсем уже в сторону, если так изнуряет деяние, писание, то какже изнуряют подобные деяния в чистом виде, то есть не на бумаге, а в натуре. (...) Во всяком случае, Кальвин в такой деятельности на бумаге и в натуре не выдержал - его хрупкий организм разрушился. Вернувшись из эмиграции в Женеву, Кальвин становится (...) внутренней и внешней политики испанского естествоиспытателя Михаило Сервьетта. Он посылает его на костер, косвенно донося на него католической инквизиции, как об авторе еретических книг. Внутренняя опозиция гибнет, обезглавленная в прямом и в переносном смысле. Кого не посылают на плаху, тех изгоняют. Незадолго до смерти, в 1559 году, Кальвин устраивает академию для подготовки проповедников, которые должны продолжить дело.

Ленин умер в неполные пятьдеся четыре года, а продолжателем его дела стал Иосиф Сталин. Об обоих, пожалуй, известно очень много, почти что все, но это только кажется среди вороха пробольшевитских и антибольшевитских книг. А если настойчиво покопаться, возникает то дополнение, которое вполне объясняет сомнительные места обоих направлений, которые только кажутся, опять же, только на первый взгляд, параллельными и не пересекающимися. Нет! Пересекаются! А пересечения-то надо особо искать.

Некоторое время тому (...), то есть в конце золотых шестидесятых годов, молодой способный композитор решил к ленинскому юбилею, приближающемуся столетию со дня рождения, написать музыку для балета "Шаг вперед. Два шага назад."

Этакое балетное звучание: Раз, раз-два! Та, та-та! Шаг вперед, два шага назад. Шаг вправо, шаг влево, рам-па-па, рам-па-па, рам-па-па, рам-па-па!!!

Балет этот дожен был быть звуковой - так предложил известный балетмейстер, постановщик балетных танцев, танцевального спектакля. Но поскольку балет - спектакль интернациональный, его смотрят без перевода, то балетмейстер предложил звуковые моменты перевести на эсперанто. Балет должен был называться "баледо". Композитор - "компонисто", а балерина "баледестино" или "дасестино" (танцевальщица).

Ленин тоже, кстати, одно время изучал эсперанто, втянул в это дело Надежду. Оставили они это интернациональное дело только из-за занятости. (Бесклассовое общество - "сенкляссе", коммунизм - "коммунисто", построение коммунизма - "акконструадо де коммунистонуизм").

Танцевать Ленина должен был знаменитый, любимый обществом "балерун", а Крупскую - его жена, почти что также любимая. Может быть из-за этого "почти", его жена "балетестино" иногда впадала в тоску и, кажется, в какой-то загранке резала себе вены. Впрочем, чужая семья потемки...

Но балет, посвященный семье Ильичей (так в шутку звали их близкие друзья) оба солиста восприняли с энтузиазмом. Хотя этот энтузиазм далеко не все разделяли. Особенно в высших инстанциях культуры и пропаганды. Дошло до Михаила Андреевича Суслова, руководившего идеологией, которого называли в те годы - серый кардинал ЦК. На письмо о балете "Шаг вперед, два шага назад", он наложил резолюцию: "нецелесообразно".

Михаил Андреевич никогда не пользовался длинными сложными резолюциями, он писал либо: "целесообразно", либо: "нецелесообразно", как в данном случае.

А талантливый молодой композитор (автор знаменитой песенки "Я вчера весь день гуляла, да по Садовому кольцу"), знаменитый балетмейстер и любимые артисты балета боролись с энтузиазмом. К тому же, приближалось столетие, юбилей надо было отмечать. И, в конце концов, удалось убедить министра культуры, который без энтузиазма, с оговорками, поддержал идею талантливой плеяды мастеров искусств.