«Я плачу только в подушку». Откровения «первой леди СССР»

Практически одновременно с футболистами из Парижа вернулся ансамбль Моисеева. Уверена, что если бы таможня вместо футболистов взялась бы за артистов, результат был столь же плачевным. Лихорадило бы не Спорткомитет, а мое министерство. Удивляюсь людской глупости. Как можно одним чемоданом мохера или еще какого-то тряпья перечеркивать всю свою жизнь. Уличенных в спекуляции за границу не выпускают. Не будет больше возможности покупать что-то для себя и семьи. Для многих позорное звание «невыездного» означает конец карьеры. Так стоит ли овчинка выделки? Никто же ведь не нуждается, ни артисты, ни спортсмены. А привозит вещи для спекуляции половина из выезжающих. Да – половина. Я знаю, что говорю. Даже в министерстве не стесняются предлагать вещи, которые якобы «не подошли по размеру». Сама в три обхвата, а продает блузки на Дюймовочку! Как же, «не подошли»! Ничего не стесняются. У меня тоже бывает так, что куплю что-то, а дома рассмотрю и понимаю, что я этого носить не стану. Ошиблась, с кем не бывает. Но я не предлагаю купить, а просто отдаю вещь. Дарю. Мне не нужно, а кому-то пригодится.

Разговаривала с Моисеевым. Он, конечно, ручается за всех своих артистов. Сказала ему, чтобы не мерил всех на свой собственный аршин, а был бдительнее. В разговоре вспомнили о том, как в контейнере с декорациями Большого театра таможня нашла семь японских вязальных машин! Семь! Это же какую «коммерцию» надо провернуть, чтобы купить столько добра. Жаль, что тех «коммерсантов» так и не нашли и не посадили.

20 декабря 1971 года

Снова не получила приглашения на главный праздник ЦК[91]. Есть много способов выразить свое недовольство кем-то. Отсутствие приглашения – один из самых значительных. Обычно звонят накануне, так что уже утром я знала, что праздник пройдет без меня. Поэтому на шесть часов назначила внеочередную коллегию. Всегда есть вопросы для обсуждения, хоть целыми днями заседай. Кухарский все понял, да и все поняли, но не в этом дело. Дело в том, что пока все празднуют, Фурцева работает. Это мой личный вызов, мой личный намек. Иначе я намекнуть не могу. Давно поняла, что никакой выпад в свой адрес нельзя оставлять без ответа. От кого бы он ни исходил. Иначе перестанешь себя уважать. Многого я не могу сказать прямо, но показать, как мало значения я придаю выпадам в свой адрес, можно всегда.

Без даты

Дома – «холодная война». Моего мужа «обидел» венгерский дипломат, фамилию которого я не запомнила. Сказал: «Я слышал о вас, вы – муж Фурцевой». Уверена, что человек сказал это без всякой задней мысли, без намерения обидеть. Просто вырвалось. Но Николай решил, что ему хотели лишний раз намекнуть на то, что без меня он – пустое место. Злится, ворчит. Успокаивать бесполезно. Нужно переждать, пока Николай не выпустит весь пар. Другой бы радовался тому, что его жену знают во всем мире, а он…

Все чаще ловлю себя на мысли о том, что на месте Николая мог бы быть другой человек. Должен был быть другой человек. Мысль эта никчемная, потому что прошлого не изменить. Только душу травит.

Оба «блина» комом. А третьего ведь уже не испечь. Завидую счастливым парам. Таким, например, как Плисецкая и Щедрин.

5 января 1972 года