Я побит – начну сначала! Дневники

Странно все. Я не плакал. Долго не понимал, что квартира ограблена. Образ разгрома связался со смертью. Впечатление страшное.

28-го похороны – утром, 28-го вручение Госпремии за «Письма мертвого человека».

27.12.87 г

Были Володя Опенышев, Коля Гейко[230] – это хорошие ребята. Очень хорошие. Жаль, Сельянову голову задурил Соловьев, а Карин будет сниматься у Глеба Панфилова. (Константинопольский и Овчинников не просто молоды – они намного слабее, хотя Овчинников с Достоевским был интересен.)

Старому году четыре дня осталось. Большой был год. Я много увидел, многое понял, много работал. Приобрел ли я много? Пожалуй, нет. А теряю дорогое для себя, чем жил всегда – расположение ко мне людей. Дорого ли оно? Каких людей? Дорого… даже и не совсем тех, кого и ценю. Все равно дорого. Тут новый этаж, я очень на виду, дали звание, одну премию, другую, должности… людям может показаться, я добиваюсь этого. А ролей новых подряд много: «Письма мертвого человека», «Проверка на дорогах», «Комиссар», «Чучело»…

Драгоценной общественности это надо переварить. На перевыборы она еще согласна, но негласную, давно утвердившийся табель о рангах (внутреннего пользования) она меняет, кривляясь и жестикулируя, сплетничая и бранясь, очень медленно и без всякого желания.

Каждую новую роль мне в глаза называют «лучшей» – это со мной еще с ТЮЗа: когда в признании роли лучшей какое-то даже не тайное отрицание прежних. Неужели действительно зависть? Когда же художник бывает признан коллегами? Только в несчастье? Только убитый и замученный?

Господи! Дай мне здоровья и сил! Дай мне в год Дракона выздороветь! Я буду очень честно работать. Я разберусь с суетой – я буду и ставить и играть. А в детском центре и на студии развернется программа, которую я делаю сейчас.

28–29.12.87 г

Хоронили Князеву. Достойно, красиво, тепло и человечно. Кроме некоторой фальши у Люды Касаткиной – ни одной фальшивой ноты. Ни одного формального движения. Были старые ТЮЗяне – все старые, седые, Юра Крамеров – дед, с бородой и палочкой. Сухой, поджарый, с глубокими прямыми складками алкоголика на сером лице, Витя Шугаев, Володя Горелов с измученным лицом, почти весь седой, картинно седой Женя Васильев, даже у седого волосы у него вьются, округлый сиреневато-седоватый Витя Рождественский, Ира – бабушка, Клава Белова тоже, лучше всех выглядит когда-то вечно страшненькая Света Радченко. Страшненькой она осталась, но выглядит лучше всех, от этого сильно выигрывает.

Выбрал место для Лили у двух елочек (в голове и в ногах), место покойное, красивое. Недалеко похоронен Вася Ордынский, Володя Басов.

Говорил на панихиде. Даже забыл, что слушают. Мысль сама шла через меня. Говорил о Князевой что-то главное, не знаю – сумел ли сказать.

В этот же день получал премию. Это показали по программе «Время» – по-моему, со стороны это могло показаться чудовищным. Был банкет. Стол был, какого я давно не видел даже в Кремле.

Понял вдруг одну вещь! Русский народ не имеет своей республики! Это очень плохо. РСФСР – это и Татария, и Удмуртия, и Коми, и т. д. Заговорить о русской культуре РСФСР можно только с оговорками, многонациональная!!!

Беседовал много с Генриеттой Яновской (новым главарем ТЮЗа). Крутая женщинка. Очень уж крутая. Хитра. Изворотлива. Очевидно талантлива. Но чертей в ней больше ста, не знаю, есть ли в ней хоть одна девушка.

За «Проверку» премию мне давать не будут. Мое секретарство и другие должности мне здорово мешают. И уже не только потерей времени (а это потеря времени процентов на 90!), а и явным снижением моего «паблисити», мне будут сильно мешать. Либо надо идти дальше, либо обратно. Так, как есть, – плохо.

Наверное, главное – это студия и студенты. Но довести до конца начатое невозможно.

Что-то опять не получается у меня. Надо… все изменить и тут же… все оставить, как было.

А что если все спланировать, но оставить только самое главное и рубануть текучку? А кто ею будет заниматься? Александров? Чепуха!

Горбачев принимал С. Михалкова, надо узнать у него, как прошла встреча, надо сориентироваться.

Как скучны стали мои записи. Как истомилась душа моя без моей главной любимой работы! Если бы я до конца верил, что что-то изменится. Не верю я, все останется так же.

###

Да. Истина идет своей дорогой,
Крушит, вершит, возникнет и уйдет.
То вдруг откроется у близкого порога,
То вдруг стремглав куда-то вдаль уйдет!

Куда стремится истина, не знаю,

Боюсь, к какой-то цели роковой,
А мы вокруг летаем точно стая,
Как вороны над падалью живой.

И небо наливается пурпуром,

И жажда, как в горячечном бреду,
А истина пронзила нас шампуром
И… жарит на сомнениях в аду!

31.12.87 г