— То, что я вам предлагаю, весьма важно, — добавила Альмодис. — Если советник лишится чести, он будет лишен всех своих постов и должностей.
Эудальд снова принялся объяснять:
— Это публичное слушание. Другие горожане могут принимать в нем участие — при условие, что они того же ранга, что и противники. Первые ряды занимают дворяне, далее сидят духовные лица, а совсем позади — горожане. Дело ведут граф и трое судей; заседание длится несколько дней, пока суд не посчитает нужным вынести заключение и закрыть дело.
— Вы по-прежнему хотите просить у моего мужа разрешение? — спросила графиня.
— Не только хочу, но буду вечно благодарен ему за эту милость.
— Имейте в виду, что даже из тростинки можно сделать копье. Советник может стать страшным противником; к тому же у него репутация непревзойденного спорщика. За всю мою жизнь это первый случай, когда кто-то осмелился его вызвать на подобный поединок. Уверяю вас, весь город будет потрясен.
— Сеньора, до этого дня я не буду знать ни минуты покоя.
— Ну что ж, если вы так этого желаете, так тому и быть. Но имейте в виду, если вы проиграете дело, я больше не смогу вас принимать.
— Если я не смогу должным образом призвать к ответу этого бесчестного человека за его преступления, то готов покинуть этот благословенный город, и мне будет совершенно неважно, где найдут приют мои кости.
110
Графский советник вопил так, что слышно было сквозь стену. Перепуганный Конрад Бруфау предпочел на какое-то время задержаться за своим столом. Он знал по опыту, что когда его так внезапно вызывают в кабинет, лучше немного подождать, сделав вид, будто не слышал.
Но колокольчик настойчиво звонил, и секретарю пришлось войти в кабинет.
— Вы меня звали, сеньор?
— Да, звал, паршивец! — рявкнул советник. — Ты что, глухой?
— Просто я на минутку отлучился, сеньор.
— Принеси мне все разрешения, которые я выписал на имя Марти Барбани, чтобы он мог открыть свой проклятый склад, все документы на продление договора — одним словом, все, что требует моего одобрения, а также отчёт о его визитах. Я собираюсь покончить с этим мерзавцем.
Бруфау хорошо знал своего патрона, и знал, когда его одолевает желание поговорить.
— Что-то случилось, сеньор?
— Что случилось, ты спрашиваешь? — переспросил советник, меряя свой кабинет огромными шагами. — Этот сукин сын имел наглость просить у графа разрешение вызвать меня на litis honoris, а это совершенно нежелательно. Но хуже всего, что граф согласился.
— И как же могло случиться, что граф дал ему разрешение?
— Я уверен, тут не обошлось без графини, ведь на самом деле графством правит она.
— Просто не верится, что он способен на столь чудовищную неблагодарность!
— Видишь ли, Конрад, если ты вырастил ворона, рано или поздно он выклюет тебе глаза.
— Я слышал о таком слушании, когда Мир Гериберт подписал соглашение с монастырём Сан-Кугат, но мне даже в голову не приходило, что в наше время где-то ещё сохранился этот древний обычай.
— Как видишь, сохранился. И теперь этот гаденыш пытается использовать его против самого верного и преданного графского слуги. Но клянусь, что этот паршивец еще пожалеет, уж я-то ему рога пообломаю! Я не успокоюсь, пока не вышвырну этого наглеца из Барселоны. Подумать только, я чуть не сделал его своим зятем! Кстати, разыщи Люсиано Сантангела и скажи, что мне нужно срочно его видеть.
Новость моментально облетела весь город. Ее передавали из уст в уста, сдавленно прыская в кулак. Первое слушание было назначено на девять утра третьего февраля и должно было продолжаться несколько дней. Litis honoris был не только публичным, но и весьма редким, из ряда вон выходящим событием. Из дворцовых залов новость спустилась на улицы города, а оттуда пошла гулять по рынку, тут и там повторяемая на разные голоса. Поскольку оба противника были весьма известными людьми, у обоих тут же нашлись сторонники, и город разбился на два лагеря.
Марти в городе любили и уважали, поскольку он принес его жителям благополучие, процветание и множество всяческих благ, начиная от мельниц, благодаря которым в Барселону провели воду, и кончая лавками привозных товаров, значительно облегчившими жизнь женщинам, не говоря уже о ночном освещении, сделавшим город намного безопаснее. С другой стороны, немало жителей Барселоны кормились из рук советника. Все эти люди теперь поддерживали Монкузи.
Альмодис, прекрасно знавшая непредсказуемый характер своего супруга, решила воспользоваться выпавшей возможностью, чтобы настроить его против смотрителя аукционов, вбить между ними клин и заставить мужа усомниться в его честности. Рамон, человек импульсивный, несколько смягчился, подумав, что даже интересно будет посмотреть, как этот пройдоха Монкузи станет выкручиваться. Если ему это удастся, советник взлетит до совсем уж невероятных высот; в противном же случае его удалят от двора на неопределенное время.